Кокардас и Паспуаль
Шрифт:
С этим кличем он обходил весь квартал, а потом садился на свою излюбленную тумбу, где и сидел целыми часами, расхваливая свой товар только тогда, когда кто-нибудь к нему приближался. Словом – жалкий бедняк, которого ни в чем нельзя было заподозрить.
Так бы он и сидел на своей тумбе целую вечность, если бы Кокардас не заметил, что торговец слишком уж долго не сходит с места. Это обстоятельство показалось гасконцу достойным внимания.
– Вот что, лысенький ты мой! – сказал он Паспуалю. – Тут рядом полно других тумб, все они каменные, и все одной высоты.
Амабля этот человек не интересовал нисколько.
– Я полагаю, – сказал он, – что раз он выбрал именно эту тумбу, значит, у него есть на то причина.
– Вот и надо будет, дружок, в следующий раз спросить у него, что это за причина такая!
Но, едва завидев гасконца, продавец миндаля тут же исчезал, отчего подозрения Кокардаса только крепли.
– Чем это моя физиономия ему так не нравится, дьявол меня раздери? Надо разобраться, что это за птица…
– Не знаю, мой благородный друг, – отвечал Паспуаль. Он в тот день сильно грустил: только что его с позором прогнала Мадлен Жиро, старая кормилица Авроры. – Не знаю, но он, должно быть, немолод: волосы у него седые… и он как-то странно хромает.
– Вот и пускай бы, голубь ты мой милый, хромал в другом месте!
– Он нас сторонится – это подозрительно.
– Еще бы не подозрительно! Недаром же он тут торчит целыми часами!
– Да, недаром… Но как за ним проследить, коли он исчезает, как только нас увидит? Вероятно, он нас знает.
– Ясное дело! Но может быть, он не знает Берришона? Вот малыш нам и поможет.
– Хорошая мысль!
– Дьявол меня раздери! Хорошо бы рассыпать ему его миндаль, да в придачу и поколотить!
Два приятеля позвали Жана-Мари. Мальчишке весьма польстило их доверие и желание дать ему столь ответственное поручение.
– Видишь ли, малыш, – пояснил ему гасконец, – или он просто так тут торчит, или он за нами шпионит, дьявол меня раздери!
– Но если его спросить, – простодушно заметил Берришон, – он ведь правды не скажет.
– Умница ты моя! Вот это рассуждение так рассуждение, ничего не скажешь!
– Так ведь я еще не кончил…
– Что ж, договаривай, – сказал Паспуаль. – Только имей в виду: будь похитрей да поосторожней. Он детина здоровый и, должно быть, сильный.
Не будь Берришон полным невеждой, он мог бы возразить, что Давид некогда победил Голиафа. Впрочем, его все равно бы никто не понял: гасконец об этой истории и слыхом не слыхивал, а нормандец что-то когда-то слышал, но давно забыл.
Жан-Мари приосанился и сказал:
– Будь у меня шпага, как у вас, я бы десятерых таких побил!
– Нет, малыш, драться с ним не надо. Ты только подгляди, что он там делает на своей тумбе, и скажи нам.
– А уж мы свое дело сделаем, будь уверен!
– А может, прогнать его? – спросил Берришон.
– Это было бы лучше всего, – ответил брат Амабль. – А как ты хочешь его прогнать?
– Уж положитесь на меня. Я не я буду, если через три дня он отсюда не исчезнет.
После знаменитого случая на улице дю Шантр Берришон воздерживался от озорных проделок, однако внимательно
И вот у продавца миндаля появился незримый враг, докучавший ему, как мышь слону.
Для начала Жан-Мари присел рядом с тумбой хромого продавца и сделал вид, будто сосредоточенно строгает тупым ножом какую-то веточку. Он даже не пошевельнулся, услышав рядом с собой крик:
– Миндаль, миндаль, сладкий миндаль!
Не обращая никакого внимания на мальчишку, продавец спокойно занял свое привычное место. Он и не заметил, как ему под зад подсунули большую лепешку свежего, наичернейшего вара. Недаром Берришон дружил с сапожниками!
Наконец продавец увидел непривычного, соседа и спросил:
– А ты, приятель, что тут делаешь?
– Делаешь, делаешь!.. Что тут сделаешь таким-то ножом! – в сердцах ответил Жан-Мари, с досадой бросил палку в сторону и жадно поглядел на корзину с миндалем.
Мальчишка был не вор, но лакомка. Очень уж ему хотелось сладкого миндаля!
– Давно вы им торгуете? – спросил он. – А сюда часто приходите?
– Давно ли торгую? Да недавно. Меня на последней войне в Испании ранило, вот я и не могу ходить; бывает, присяду здесь отдохнуть… Не купишь у меня миндаля?
– Да на что же? У меня ни гроша в кармане нет.
– А миндаль любишь?
– Еще бы!
– На, держи! Только зубы не сломай: твердый, как булыжник.
– Спасибо вам большое, – сказал Берришон. – Пойду домой, поколю.
И он ушел, небрежно сунув горсть миндаля в карман.
Свернув за угол, Жан-Мари стал наблюдать за хромым продавцом, а тот наблюдал за домом.
Наконец продавец попытался встать, но это ему не удалось. Представьте себе его ярость, когда он понял, что штаны его накрепко приклеились к тумбе. Хромой страшно выругался, однако это не помогло: чем крепче он ругался, тем крепче тумба держала штаны. В конце концов, ему удалось подняться, но штаны не оторвались вместе с ним от камня, а, напротив, со страшным треском оторвались от хозяина. Здоровый клок ткани так и остался на тумбе.
Может быть, при других обстоятельствах продавец миндаля справился бы с этим непредвиденным затруднением как-нибудь иначе, но он слишком спешил: на горизонте показался Кокардас. Поэтому бедолага запахнул, как мог, свой потрепанный камзол и со всех ног пустился прочь. Он так и не понял, что произошло: заподозрил было мальчишку, но после решил, что сам виноват, – не посмотрел, куда садится.
Объясним же, наконец, почему хромой продавец миндаля так боялся наших бретеров и в особенности Кокардаса. Дело в том, что это был не кто иной, как Кит, бывший солдат гвардии, ныне находившийся на службе у Гонзага и подчинявшийся непосредственно Готье Жандри. Он был переодет и загримирован до неузнаваемости.