Коко

Страуб Питер

– Помню, помню, – Линклейтер с видимой неохотой оставил в покое лампу. – А присесть здесь все равно негде: вы с Майклом оккупировали стулья, а Тино уже плюхнулся на кровать.

Гарри Биверс встал, демонстративно снял со спинки стула пиджак и картинно указал Конору на свободное место.

– Если это заставит тебя наконец угомониться, я с удовольствием уступлю свой стул. Бери, Конор, это тебе. Садись. – Прихватив с собой стакан, Гарри устроился на кровати рядом с Пумо. – И ты собираешься спать с этим парнем в одной комнате? Он же наверное до сих пор разговаривает во сне.

– У нас в семье все разговаривают во сне, лейтенант, – сказал Конор, придвигая стул ближе к столу и

начиная барабанить пальцами по крышке, как будто играя на воображаемом пианино. – Возможно, в Гарварде ведут себя по ночам иначе...

– Я не учился в Гарварде, – устало произнес Биверс.

– Мики, – Линклейтер улыбнулся Майклу, как будто только сейчас увидел его. – Какое счастье опять быть рядом с тобой! Он снова похлопал Майкла по спине.

– Да, – отозвался Пумо. – Как дела, Майкл? Давно не виделись. Сам Пумо жил сейчас с хорошенькой китаянкой, которой едва перевалило за двадцать, по имени Мэгги Ла, брат которой был барменом в “Сайгоне”, ресторане Тино. До Мэгги у него было с десяток других подобных девиц, и каждый раз Пумо утверждал, что на сей раз втрескался по-настоящему.

– Замышляю кое-какие перемены, – ответил Майкл на вопрос Пумо. – Мне не нравится, что я занят целый день, а к вечеру никак не могу припомнить, что же действительного стоящего я сделал за последние сутки.

В дверь громко постучали.

– Обслуга, – объяснил Майкл и поднялся, чтобы открыть дверь. Официант вкатил в номер тележку и расставил на столе фужеры и бутылки. Настроение сразу сделалось более праздничным. Конор открыл бутылку “Будвейзера”, Гарри Биверс разлил водку по рюмкам. Майкл так и не рассказал друзьям о своих планах продать практику в престижном Уэстерхолме и перебраться куда-нибудь вроде Южного Бронкса, где дети действительно нуждаются во врачах. Джуди обычно выходила из комнаты, как только он начинал разговор об этом.

Как только официант ушел, Конор Линклейтер поудобнее развалился и спросил Майкла:

– Ты ведь ходил к Мемориалу. Нашел там Денглера. Что, его имя действительно там, прямо на стенке?

– Разумеется. Однако я был немало удивлен. Вы знаете полное имя Денглера?

– М.О.Денглер, – сказал Конор.

– Не будь идиотом, – прервал его Биверс. – Кажется, Марк. – Он вопросительно взглянул на Пумо, но тот лишь нахмурился и недоуменно пожал плечами.

– Мануэль Ороско Денглер, – объявил Майкл. – Я был очень удивлен, что не знал этого раньше.

– Мануэль? – переспросил Конор. – Денглер был мексиканцем?!

– Майкл, тебе просто дали не того Денглера, – смеясь произнес Тино Пумо.

– Исключено, – ответил Майкл. – Там не просто один М.О.Денглер, там вообще один Денглер. Наш.

– Надо же, мексиканец, – продолжал удивляться Конор Линклейтер.

– Ты слышал когда-нибудь о мексиканце по фамилии Денглер? Просто родители решили дать ему испанское имя. Теперь это уже не выяснить. Да и кого это теперь волнует? Он был классным солдатом, это все, что я про него знаю. Я хочу... – Вместо того, чтобы закончить предложение, Пумо поднес рюмку к губам, и на несколько секунд, показавшихся всем нескончаемыми, в комнате воцарилось молчание.

Линклейтер пробормотал что-то неразборчивое, пересек комнату и уселся прямо на полу.

Майкл встал, чтобы добавить льда в свой бокал, и увидел, что Конор сидит, привалившись спиной к стенке и зажав между коленями бутылку пива, напоминая чертика в своих черных одеждах. Надпись на футболке при неярком освещении номера была теперь почти того же цвета, что и волосы Линклейтера. Он перехватил взгляд Майкла и едва заметно улыбнулся.

3

Может, Обжора Биверс и

не учился в Гарварде или Йеле, но наверняка в каком-нибудь месте вроде этих, где каждый принимает как должное все, что происходит в его жизни, думал Конор Линклейтер. Ему вообще всегда казалось, что около девяноста пяти процентов людей в Штатах день и ночь озабочены лишь тем, где бы им добыть денег – отсутствие денег просто сводит их с ума. Они начинают принимать наркотики, совершать преступления, ужас повседневного существования сменяется для них ненадолго галлюцинациями воспаленного сознания, затем все начинается сначала. Остальные же пять процентов все время ухитряются оставаться на гребне волны. Они ходят в школы, которые посещали до них их отцы, женятся друг на друге, а потом разводятся друг с другом, как Гарри в свое время женился, а потом развелся с Пэт Колдуэлл. У них у всех в свое время появляется работа, где надо только сидеть за столом, перекладывать бумажки с места на место, разговаривать по телефону, да еще смотреть, как деньги текут сами собой в открытую дверь твоего кабинета. Они даже работу эту передавали друг другу – Гарри Биверс, который проводил за своим письменным столом гораздо меньше времени, чем в баре ресторана Тино Пумо, работал в юридической фирме, которой руководил брат Пэт Колдуэлл.

Когда Конор был подростком, присущее его возрасту любопытство заставило его однажды проехать на своем старом “Шванне” по шоссе сто тридцать шесть до Хемпстеда, где на Маунт-авеню жили люди, богатые настолько, что сами были почти невидимы рядом со своим состоянием, так же, как невидимы были их огромные дома: с дороги можно было разглядеть только небольшой кусочек кирпичной или оштукатуренной стены. Большинство этих шикарных поместий пустовало, в них жили только слуги, но то здесь, то там юному Линклейтеру удавалось разглядеть людей, по виду которых безошибочно можно было определить, что они – постоянные обитатели этих домов. В основном эти люди были одеты, как и большинство обитателей Хемпстеда, в серые или темно-синие деловые костюмы, но некоторые из них позволяли себе появляться на людях в чем-нибудь вызывающе розовом или кричаще бирюзовом, да к тому же еще в бабочках и светлых двубортных пиджаках. Это напоминало Конору сказку про новое платье короля – просто никто не осмеливался сказать этим людям, как смешно и нелепо они выглядят. (Конор, кстати, был уверен, что никто из этих людей наверняка не мог быть католиком). Надо же – галстук-бабочка! Красные подтяжки с ангелочками!

Конор не смог сдержать улыбки: он, полуразорившийся работяга, с чего-то взял, что преуспевающий богатый адвокат нуждается в его жалости. На той неделе Линклейтеру обломилась работа, за которую он должен получить сотни две. Гарри Биверс наверняка мог заработать в два раза большую сумму, сидя в баре Тино Пумо и болтая с Джимми Ла. Конор поднял глаза и встретился взглядом с Майклом Пулом. Ему показалось, что того одолевают те же мысли.

У Биверса в рукаве наверняка припасена какая-нибудь дрянь. Но Майкл Пул не такой дурак, чтобы дать Гарри себя обмануть.

Конор улыбнулся, вспомнив, что Денглер называл людей, которые никогда не нюхали опасности и все в своей жизни принимали как должное, “миксами” – от слова “комикс”. И вот теперь эти миксы заправляли всем – они карабкались наверх, сметая все на своем пути. Даже в любимом баре Конора “Саут-Норуолке” половина посетителей теперь мазала волосы бриолином и пила только коктейли. Линклейтера преследовало ощущение, что все эти изменения произошли в жизни как-то сразу, будто все эти люди только вчера спрыгнули с экранов собственных телевизоров. Конору было почти что жалко этих парней – их внутренний мир был настолько убог!