«Коламбия пикчерз» представляет
Шрифт:
– Честно говоря, не представляю, что она могла там найти. Особо ценных вещей в доме, насколько я помню, никогда не было, если только какие-то бумаги… Но что такого в них могло быть?
– Ее отец воевал?
– Нет, что вы. Его призвали в армию в сорок шестом году, так что войны он не застал. Служил где-то на Севере, рассказывал, что охранял немцев, пленных. Они там что-то восстанавливали, по-моему, железную дорогу. Вот он три года… Знаете, – вдруг нахмурившись, после недолгой паузы заговорил он. – Я кое-что вспомнил. Однажды, кажется, это был день рождения тестя, мы были у него в гостях: я, Маша, Илья с семьей, это Машин брат, еще какие-то люди. Степан Иванович довольно много выпил, Маша пыталась его спать уложить, но он ни в какую. Взял аккордеон, он, кстати, прекрасно
– И что, начал? – спросила я. Кошкин взглянул на меня и кивнул.
– Да, он тогда здорово разговорился, вроде бы смешные истории про пленных рассказывал, и все смеялись, может, потому, что выпили много, и никто над смыслом не задумывался.
– А вы задумались?
– Вроде того. И получилось… как бы это помягче… Мало во всем этом было смешного. Понятно, еще вчера враги, полстраны в руинах, столько горя, но все равно, они ведь люди… впрочем, нам легко судить, а тогда…
– Какую-нибудь из этих историй припомнить можете?
– Что вы, помилуйте. Сколько лет прошло. Хотя… – Он остановился и внимательно на меня посмотрел. – Знаете, что я вспомнил… Он о каком-то кладе рассказывал. О несметных сокровищах, которые он якобы видел своими глазами.
– Несметные сокровища в лагере? – удивилась я. – Может, немцы на золотых приисках работали?
– В тех краях никаких приисков быть не может.
– Тогда что это?
– Выдумки, – мягко улыбнулся Кошкин. – Но в тот момент я, признаться, засомневался и на следующий день даже с Ильей поговорил. Сам Степан Иванович наутро был неразговорчив и на домашних смотрел сурово, его я расспрашивать не рискнул, а вот с Ильей…
– И что он сказал?
– Сказал, что историю эту слышит не первый раз. Что в прошлом году они вместе с Павликом, это его сын, ездили со Степаном Ивановичем к месту его службы. Как был там лагерь, так и есть, сокровищам взяться неоткуда. К тому же сам Степан Иванович рассказывал, что сокровища эти нашли немцы, а потом их взорвали.
– Подождите, взорвали во время войны?
– Наверное. Пленные сделать это никак не могли.
– Но как сокровища, в таком случае, мог увидеть Степан Иванович?
– Да, – покачал головой Кошкин. – Чепуха получается. Может, пленные немцы хранили там свои личные вещи: часы, какие-нибудь украшения. Для парня из деревни, который досыта-то никогда не ел, это настоящий клад. Как считаете?
– Возможно. Правда, мне всегда казалось, что пленных обыскивают, вряд ли они могли что-то сохранить до своего приезда в лагерь…
Тут я вспомнила фильм «Криминальное чтиво» с рассказом одного из персонажей, как он хранил часы во вьетнамском плену, и задумалась. Чего только на свете не бывает.
– А где служил Степан Иванович?
– Точно место не помню. Неужели вы серьезно думаете, что Маша что-то там обнаружила среди его вещей? – вздохнул он.
– Не уверена, – честно ответила я. – Но ничего другого просто в голову не приходит.
– Вы считаете… Маша погибла? – с трудом произнес он.
– Мы очень надеемся, что она просто уехала куда-то. Никого не предупредив.
– Это на нее не похоже. Может, действительно отправилась искать сокровища? Последнее время она очень тяготилась своим положением, пенсия маленькая, коммуналка, соседи шумные, да и вообще… Я особенно помогать ей не мог, у меня семья, а зарплата тоже, знаете ли… в общем, иногда получалось скопить рублей пятьсот, но и их она брать не хотела. Считала меня предателем. В каком-то смысле она права. Квартиру я вполне мог оставить ей, но моя жена… – Он выразительно вздохнул и уже другим тоном продолжил: – Если она что-то нашла в вещах отца, вряд ли хотела, чтобы о ее путешествии знал кто-нибудь из знакомых. Как вы считаете?
– Будем надеяться, что с ней все в порядке.
– Но это письмо вас беспокоит?
– Конечно. Потому мы и пытаемся как
Тут Кошкин взглянул на часы и вроде бы испугался.
– Половина одиннадцатого. Мне пора домой, извините. Жена не любит, когда я опаздываю.
– Могу я вам позвонить, если вдруг…
– Конечно. Только, пожалуйста, лучше на мобильный и днем. Хорошо?
Мы простились, Кошкин, еще ниже опустив плечи, поспешил с пуделем к своему дому, а я направилась к машине. Несмотря на многие неясности, разговор с Кошкиным я не считала бесполезным. Теперь появился хоть и смутный, но все же намек на некие сокровища, которые отлично укладывались в нашу с Женькой версию. Радовало и то, что сейчас гибель Кошкиной, которая днем еще казалась практически делом свершившимся, вызывала сомнения. Что, если дама действительно отправилась на поиски сокровищ? Оттого и предпочла помалкивать. Но это успокоило меня лишь на мгновение: если слежка и обыски в комнате не плод ее фантазий, то женщина в опасности, чем скорее мы ее найдем, тем лучше.
Тут я подумала, что, возможно, ищем ее не только мы и милиция, и невольно огляделась. Редкие прохожие спешили по своим делам, компания молодых людей устроилась на скамейке с намерением выпить пива. На улице еще светло, но…
Я поспешила к своей машине и вздохнула с облегчением, когда тронулась с места. Достала телефон и набрала Женькин номер.
– Ты где?
– В ресторане, – ответила она, хихикая.
– Хорошо. Спроси у Петренко вот что: в детстве он ездил вместе с отцом и дедом к месту службы последнего, может, он вспомнит, где это?
– Спрошу. Кошкин рассказал что-нибудь интересное?
– Ты там не очень-то болтай при своем ухажере.
– Он в туалет ушел. Слушай, по-моему, он решил меня соблазнить и с этой целью спаивает. Хотя я и так не против. Эй, что скажешь? Стоит мне сегодня согрешить?
– На твое усмотрение.
– Уж очень он боек, так и подмывает к черту послать. С другой стороны, меня не убудет. Ладно, закругляемся, он возвращается. Если до двенадцати не вернусь, до утра не жди.
Я усмехнулась, убрала телефон и поехала домой. Решив сократить путь, я свернула в Аптекарский переулок. Дорога здесь узкая и совершенно пустынная. Оттого на «Жигули» я обратила внимание практически сразу. Они держались на расстоянии в несколько метров, не делая попыток меня обогнать. Впрочем, здесь это затруднительно, мало того, что переулок очень узкий, так еще с двух сторон машины припаркованы. Но, несмотря на эти соображения, я насторожилась и вспомнила свою недавнюю мысль о том, что не только мы и милиция Кошкину ищем. Вспомнила и поежилась. И прибавила газу. «Жигули» остались где-то позади.
Я свернула на улицу Серебрякова и поспешила выехать на проспект, среди людей и потока машин почувствовав себя гораздо спокойнее. На светофоре вновь свернула, отсюда до моего дома совсем недалеко, и тут… В зеркале заднего вида я заметила «Жигули». Не могу утверждать с уверенностью, что те же самые, из-за расстояния номер разглядеть я не смогла, однако почувствовала себя очень неуютно. Неужто за мной следят? Надеются, что я выведу их к Кошкиной? Да я знать не знаю, где она.
Мою догадку стоило проверить. Я затормозила возле дома с большой аркой, которую перекрывали ворота. В воротах была калитка, а рядом надпись: «Машины у ворот не ставить». По соседству нашлось местечко, и я приткнула машину, краем глаза заметив, что «Жигули» припарковались у соседнего дома. Из машины никто не показывался. Я вышла. Калитка была не заперта, чем я и воспользовалась, толкнула ее, и она открылась с жутким скрипом, а я увидела, что из «Жигулей» появился парень в джинсовой рубахе. Если бы у меня было чуть больше мозгов, я бы вернулась к машине, но вместо этого я быстро миновала арку и оказалась во дворе-колодце. Впереди тоже была арка, два подъезда – слева и справа. А сзади слышался звук шагов, которые все приближались. Что делать? Идти вперед или спрятаться в одном из подъездов? Надо было решаться, а я вместо этого замерла на месте, бестолково оглядываясь. Со мной поравнялся парень в джинсовой рубашке, улыбнулся мне и сказал, кивнув на арку впереди: