Кольца духов
Шрифт:
– А где мел, деточка?
– В этом заклинании мел не применяется. – Фьяметта опустилась на колени и достала из корзинки с инструментами и различными предметами, которые собрала заранее, острый ножичек. Потом закатала правый рукав и отогнула ладонь, выставляя запястье. Поглядела на свои вены и ойкнула.
Руберта испуганно прижала пальцы к губам и посоветовала слабым голосом:
– Вдоль сухожилий, голубка, а не поперек. То есть если хочешь и после писать и заниматься рукоделием.
– Э… правильно. Хорошая мысль. Спасибо.
Вот это было трудно! «А ты думай, что так готовишься рожать!» Линии надо было чертить собственной кровью мага.
– Уже расплавилась? – прохрипел Тич, почти повисая на мехах – Пора добавлять олово?
– Куда там! – Тейр высунул голову из-за горна и ухмыльнулся ему. – Если добавить олово слишком рано, оно не сплавится, и твои труды и расходы все пропадут впустую. Нам еще не один час понадобится.
Тич застонал. Однако после недолгих переговоров шепотом из угла, где сидела безымянная дама, выбралась пара хихикающих кобольдов и сменила его у мехов, подпрыгивая и повисая на ручке точно пара мартышек. Тич, мокрый от испарины, сел отдохнуть возле Фьяметты. Остальные кобольды присоединились к своим товарищам, то и дело в своих теневых ипостасях с хохотом и уханьем ныряя в горн и выныривая оттуда. Оранжевые отблески огня озаряли демоническое зрелище Лозимонцу оно и вовсе представилось видением ада. Куда девалась его презрительная насмешливость! Натянув цепь до отказа, он скорчился, хныкал и рыдал, а глаза у него закатывались, посверкивая белками. Руберта обнесла всех разбавленным вином, хлебом и твердой чесночной колбасой. Фьяметта с благодарностью грызла колбасу, но думала. «Нам необходимо как-то ускорить плавку!» Ax, батюшка! «Еще чудо, что он не стонет в этом дворе», – сказал простодушно Тейр. И правда чудо. Где мастер Бенефорте? Почему его тень не устремляется сюда к тому, на чем сосредотачивались все его помыслы? И не в расстоянии тут дело – появился же он у стен монастыря! Она закрыла глаза и попыталась не думать ни о чем, а только слушать и ощущать. «Батюшка?» Ничего нигде. Если он не здесь, значит, не волен в этом. Скован или полускован. Ей представилось, как Вителли загоняет его во все более и более тесное пространство: комната, начертанная мелом фигура и, наконец, окружность пальца. Когда ему это удастся?
«Очень скоро», – подумала она со страхом. А сам Вителли? Хотя она вела свои приготовления втайне, все равно они должны привлечь его магическое внимание, если он ведет поиски. Если ее отца и Вителли тут не чувствуется, значит, они целиком заняты друг другом. «Это как поединок. И мастер Бенефорте проигрывает…» Фьяметта открыла глаза, встала и подошла к горну. Тейр опустил с плеч свое одеяние и, голый по пояс, лоснясь потом в жарком свете, просовывал в окошечко длинную железную мешалку.
– Плавится? – с тревогой спросила Фьяметта.
– Начинает.
Она закрыла глаза, сосредоточилась и произнесла нараспев:
– Пиро. Пиро! Пиро! – И умолкла, испытывая головокружение. А когда она открыла рот, ее дыхание превратилось в пар. Огонь ревел, оранжевые искры, закручивая спирали, вылетали из отверстий, и поднявшийся ветер уносил их во мрак.
– Фьяметта, побереги силы. – Широкая ладонь Тейра легла ей на плечо.
– У нас осталось мало времени, я чувствую.
«И я боюсь».
– У нас получится! – Он крепче сжал ее плечо. – Отливка будет великолепной!
В ярком синем блеске его глаз она почти поверила. Пошатываясь, подошел Тич с двойной охапкой сосновых поленьев и со стуком бросил их у своих ног.
– Последние! – пропыхтел он.
– Как! – воскликнул Тейр. – Уже? – И он с тревогой взглянул в окошечко.
– Больше ни единой щепки не осталось, как ни жалко, – ответил Тич.
– Ладно, положим эти.
Очи вместе побросали поленья в горн, с мехами управлялись кобольды.
Тейр всунул в окошечко мешалку и поворочал ею.
– Пожалуй, надо положить остальное олово. А тогда уже недолго, Фьяметта.
Она кивнула и, отступив на шаг, следила, как отблески огня играют на его лице, пока он размешивал плавящуюся массу. «Он тоже испытывает ее – страсть сотворения». На сердце у нее потеплело, а губы изогнулись в невольной радостной улыбке. «Какой он красивый сейчас. Точно вырезан из слоновой кости. Мой погонщик мулов. Кто бы мог подумать?» Внезапно зубы Тейра оскалились.
– Нет! – простонал он, начал мешать сильнее, потом отступил, не выдержав жара. – Он спекается!
– А что это значит? – в недоумении спросил Тич, испуганный отчаянием в голосе и на лице Тейра.
– Это значит, что отливка погублена. Металл загустевает. – Он топнул босой ногой, бросил мешалку наземь и выпрямился, весь дрожа. Тич ссутулился. Фьяметта перестала дышать Руберта застонала Кобольды запищали в растерянности.
Тейр откинул голову.
– Нет! – взревел он, – Должен быть способ спасти отливку! Еще дров, еще олова!
– Так больше ведь нет, – робко возразил Тич.
– Как бы не так! Сейчас я подкину дров! – Тейр кинулся через двор к старому деревянному столу и опрокинул его, со стуком сбросив все, что его загромождало. Вопя, как безумный, он ударил по столу молотом. – Сухой дуб! Ничто не горит так жарко! Еще, Фьяметта, Руберта! Все, что есть в доме из дуба! Скамьи, столы, полки, стулья – тащите их сюда. Торопитесь! Кобольды, ко мне! Работайте мехами, чудища. Подсуньте эти доски под решетку, куда сыплется зола, пусть жар поднимается вверх!
Следующие несколько минут превратились в вакханалию разрушения. Тейр один приволок большой рабочий стол, точно в священном безумии, удесятеряющем силы. Фьяметта даже испугалась, как бы у него снова не лопнул шов, который она наложила с таким старанием. Тейр, Тич и даже кобольды рубили и ломали мебель. Кобольды, казалось, получали большое удовольствие – они радостно повизгивали и урчали. Руберта даже бросила в огонь свои деревянные ложки. Огонь ревел, искры и языки пламени вырывались из отверстий потоком, устремляющимся в небеса. Снаружи это, наверное, походило на сигнальный костер.
Задыхаясь, Тейр открыл окошечко и снова помешал. Лицо у него вытянулось, плечи сгорбились, он скорчился, почти прижимая к коленям опаленные, закопченные щеки и лоб.
– Мало… – еле выговорил он.
– Кончено.
Тейр перевалился на бок, глядя в никуда. Фьяметта перегнулась пополам, испытывая ту же внутреннюю боль. Почти добиться и потерпеть неудачу… Бог не ждет их смерти, чтобы обречь их на вечные муки. Муки эти начинаются здесь, сейчас.
– Оловянная посуда… – прошептал Тейр в дымном безмолвии.