Колчак
Шрифт:
3 июня Колчаку была вручена нота пяти держав (Англии, Франции, Италии, США и Японии) от 26 мая 1919 года. «Союзные и объединившиеся державы», отмечая своё постоянное желание «принести России мир и порядок», ставили перед правительством Колчака ряд условий, при которых оно могло бы получать от них постоянную помощь: 1) созыв, по достижении Москвы, нового Учредительного Собрания, перед которым правительство должно быть ответственно, или же, если порядок ещё не будет восстановлен, призыв к исполнению обязанностей старого, избранного в 1917 году, «на то время, пока не будут возможны новые выборы»; 2) свободные выборы на контролируемой территории в органы местного самоуправления (земства, городские думы) и их нормальное функционирование; 3) недопущение восстановления старого режима или введения «специальных привилегий» в пользу какого-либо
Ответ Колчака союзные представители получили уже на следующий день, 4 июня. Верховный правитель писал, что главная цель его правительства состоит в том, чтобы «восстановить в стране мир и обеспечить русскому народу право свободно определить своё существование через посредство Учредительного собрания». Он ещё раз подчёркивал, что взятую на себя власть не намерен удерживать «ни на один день дольше, чем это потребуется благом страны», и что «в день окончательного разгрома большевиков» первой его заботой будет назначение выборов в Учредительное собрание, которому он передаст всю полноту власти. В то же время он решительно заявлял, что возглавляемое им правительство не считает возможным возобновить действие прежнего Учредительного собрания, «избрание в которое происходило под большевистским режимом насилия и большая часть членов коего находится ныне в рядах большевиков».
«Признавая естественным и справедливым последствием Великой войны создание объединённого Польского государства, – говорилось в ноте, – правительство считает себя правомочным подтвердить независимость Польши, объявленную Российским Временным правительством в 1917 году, все заявления и обязательства которого мы на себя приняли». Окончательное размежевание границ между Россией и Польшей, указывалось в ноте, входит в компетенцию будущего Учредительного собрания. Кроме того, Колчак высказывал готовность немедленно признать де-факто существующее финское правительство, но не считал себя и своё правительство, как власть временную, правомочными окончательно решать вопрос о Финляндии. Правительство, говорилось в ноте, может подготовить решения об автономии прибалтийских, кавказских и закаспийских народов, но определение пределов этой автономии опять-таки входит в компетенцию Учредительного собрания, равно как и вопрос относительно Бессарабии.
Колчак подчёркивал, что «не может быть возврата к режиму, существовавшему в России до февраля 1917 года». В новой России все сословия и классы будут равны перед законом. «То временное решение земельного вопроса, на котором остановилось моё правительство, – заявлял Адмирал, – имеет в виду удовлетворение интересов широких кругов населения и исходит из сознания, что только тогда Россия будет цветущей и сильной страной, когда многомиллионное крестьянство наше будет в полной мере обеспечено землёй». Что же касается местного самоуправления, то оно уже действует на освобождённой от большевиков территории, а в дальнейшем его права будут расширяться.
Колчак подтвердил своё прежнее заявление о признании всех старых государственных долгов России. Он выразил также готовность «уже теперь обсудить с державами все связанные с Россией международные вопросы в свете тех идей сокращения вооружений, предотвращения войн и миролюбивой и свободной жизни народов, завершением которых является Лига наций». Колчак, таким образом, ещё раз подчеркнул, что будущая Россия ему видится миролюбивым и демократическим государством. Как видно, он действительно преодолел свою прежнюю «влюблённость» в войну (не путать с военным делом).
Нота союзникам была не «отпиской», а серьёзным документом, отражающим действительные основы внутренней и внешней политики правительства Колчака. Хотя к устроенному союзниками «экзамену на демократичность» он относился несколько иронически.
Генерал М. А. Иностранцев, присутствовавший при этом, сделал свои выводы: «Я увидел, что лично сам Колчак намерен обходиться без помощи народа и общественности и думать со всем тяжёлым положением, в котором находилась наша родина, справиться сам и один. Мне впервые… пришла мысль, что в минуты, переживаемые Россией, как и всякими другими государствами в революционное время, могут появиться люди одного из трёх типов, представляемых нам историей, а именно: типа – или Вашингтона, т. е. строителя нового государства, или – типа Наполеона, т. е. диктатора, или иначе строителя государства на новых началах, или же, наконец, типа генерала Монка, времён английской революции, стоящего во главе реставрации, и мне, впервые же, пришла мысль, что Колчака не пленяет ни слава Вашингтона, ни неувядаемые лавры Наполеона, а ему, вероятно, более всего улыбается скромная роль Монка».
Иностранцев был тонким наблюдателем, но не владел всей ныне доступной информацией, особенно по гражданским вопросам. Он правильно заметил, что Колчак свою роль считал временной. Однако Адмирал явно не собирался, в отличие от генерала Дж. Монка, вручать завоеванную власть монарху. Неоспоримые права на власть, с его точки зрения, принадлежали не какому-либо случайно оставшемуся в живых великому князю, а новому Учредительному собранию. А до создания условий, позволяющих его созвать, Колчак был намерен действовать жёстко и авторитарно, хотя и не «сам и один» – тут опять-таки можно не согласиться с Иностранцевым. Колчак ценил помощь советников, в том числе и коллективных – в лице, например, Экономического совещания.
Многие в Омске надеялись, что «экзамен на демократичность», в случае успешной сдачи, откроет дорогу к официальному признанию правительства Колчака как законного российского. Союзники ответили довольно быстро – нотой от 12 июня. Но ответ был разочаровывающим. «Союзные и дружественные державы, – говорилось в ноте, – счастливы, что общий тон ответа адмирала Колчака и его основные положения находятся в соответствии с их предположениями. Ответ содержит удовлетворяющие их заявления о свободе, мире и самоуправлении русского народа и его соседей. Поэтому они готовы предоставить адмиралу и присоединившимся к нему помощь, упомянутую в предыдущем сообщении». По-видимому, сыграло свою роль ухудшение положения на фронте. [1156]
1156
См.: Ключников Ю. В., Сабанин А. В. Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях. Ч. 2. М., 1926. С. 248–250; Гинс Г. К. Указ. соч. Т. 2. С. 157, 234–239; ГАРФ. Ф. 5960. Оп. 1. Д. 8 а. Л. 117–119.
Март и апрель были периодом наибольших военных успехов Колчака. Но даже в это время в правительстве не прекращались склоки и трения. Сначала под давлением военного министра Степанова и при содействии В. Н. Пепеляева из состава кабинета был «выдавлен» министр внутренних дел Гаттенбергер. Его место занял Пепеляев. Потом, уже в мае, ушли в отставку министр юстиции Старынкевич и министр просвещения В. В. Сапожников. А затем дошла очередь и до Степанова, должность коего перешла к Лебедеву, оставшемуся на посту начальника Штаба верховного главнокомандующего. [1157] Всё это не нравилось верховному правителю, который подозревал, что многие из этих перестановок вызваны не делом, а борьбой чьих-то амбиций и сиюминутных интересов. Но он явно не знал, как навести порядок в Совете министров.
1157
Гинс Г. К. Указ. соч. Т. 2. С. 168–173.