Колчак
Шрифт:
В ноябре 1916 года, после отставки Б. В. Штюрмера, встал вопрос о назначении Григоровича на пост председателя Совета министров. Моряки, да и все военные, с надеждой ожидали этого назначения. Но в последний момент вопрос отпал, потому что императрица посчитала, что Григорович придерживается якобы слишком либеральных взглядов и при его популярности в Думе может быть опасен для престола. [677] Правительство возглавил А. Ф. Трепов. Это был талантливый администратор, на посту министра путей сообщения сумевший на некоторое время упорядочить работу железных дорог. Но на новом посту ему, по сути дела, не дали работать, и перед Новым годом он ушёл в отставку. Вместо него назначен был князь Н. Д. Голицын, находившийся уже в почтенном возрасте и давно отошедший от активной административной
677
Бубнов А. Д. Указ. соч. С. 87–88.
Было известно, что генерал Алексеев, оставаясь при ежедневных докладах с императором с глазу на глаз, несколько раз поднимал вопрос о прекращении ребяческих игр в чехарду и выработке серьёзного внутриполитического курса. Говорили даже, что однажды разговор на эту тему «принял патетические формы». Но насколько покладист был Николай II перед Алексеевым в военных вопросах, настолько неуступчивым он оказался в вопросах внутриполитических. Генерал же, ступив на малознакомую ему почву внутренней политики, не сумел найти достаточно веских аргументов и подать их уверенно, с внушительным видом. [678] (Последнее, кстати говоря, имеет в споре даже большее значение, чем первое.)
678
Там же. С. 82.
В вопросах внутренней политики Николай II имел другого руководителя – не Алексеева. Этим руководителем была его жена. Александра Фёдоровна обладала страстным, повелительным, несгибаемым характером, по преимуществу мужским. Но должна была добиваться своих целей чисто женским способом – путём полного подчинения себе своего мужа. Отдалив постепенно от него свекровь и других родственников, она, наконец, получила его в полное своё распоряжение. Таков уж был последний император, что им постоянно должен был кто-то руководить. Сначала отец, потом дяди, некоторое время – Столыпин, а потом – жена.
Она читала его дневники и делала там пометки – видимо, поэтому они так малоинформативны и в них так мало того сокровенного, чем хотел бы он поделиться с последующими поколениями. Во время великосветских приёмов и балов она не сводила с него глаз, обмениваясь многозначительными взглядами и улыбками. Находясь в нескольких шагах от него и с кем-нибудь беседуя, она ни на минуту не теряла нить того разговора, который он вёл с кем-то из приглашённых. [679]
Плохо прижившаяся в России и, кроме мужа, никакой опоры в ней не имевшая, она, вольно или невольно, сосредоточилась на проведении в жизнь идеи «народного самодержавия», причём в крайнем её выражении. Только царь и народ, в непосредственном и тесном общении, без всяких преград, барьеров и средостений. Не надо Думы, не надо дворянства, если оно вольнодумствует и интригует, не надо бюрократии, не надо и образованного «общества». «Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом, сокруши их всех…» – тиранила она мужа. [680]
679
Воронович Н. В. Потонувший мир. М., 2001. С. 120.
680
Переписка Николая и Александры Романовых. Т. 5. М.; Л., 1927. С. 189.
Идея «народной монархии» была не нова и по сути не менее утопична, чем большевистские мечты о мировой революции или о «построении социализма в одной отдельно взятой стране». Даже император понимал, что всё это невозможно. Но ничего поделать не мог ни с ней, ни с собой. Ему нужен был руководитель. Алексеев не смог вытеснить Александру Фёдоровну и стать таковым.
Императрица непоколебимо верила в то, что народ предан своим царям, любит их и пойдёт за ними в огонь и воду. Олицетворением народа для неё был Григорий Распутин. Поэтому она так держалась за него. Распутин же, человек хитрый, любострастный
«Народ, что ячмень в поле, – стелется по ветру», – безвестный древний мудрец, изронивший эти слова, в чём-то, наверно, был прав. В начале XX века монархизм русского мужика, пожившего в городе, а иногда на заработках и за границей, был уже не тот, что прежде. А военные трудности, начавшийся развал, правительственная чехарда и слухи о царе и царице, нелепые, порой и мерзкие, ещё более пошатнули прежние представления.
Убийство Распутина в середине декабря 1916 года было воспринято в столичном обществе как смерть тирана. Все откровенно радовались, даже Анна Васильевна, все ожидали каких-то перемен. [681] Но перемен не произошло, что явилось ещё одним доказательством того, что не в Распутине было дело, что не был он главой придворной партии, не назначал и не смещал по своему произволу министров. Ведь не императрица была при Распутине, а он при ней.
681
Милая химера… С. 112.
Обстановка в стране была тревожной. Но мало кто предполагал, что вот-вот произойдёт то, что в действительности вскоре произошло. Шла война, и люди волей-неволей были заняты этим основным делом. 31 декабря 1916 года, во исполнение директивы Ставки, Колчак издал приказ о формировании Черноморской воздушной дивизии. Её дивизионы, воздушные отряды, станции и посты предполагалось развёртывать по мере поступления морских самолётов и личного состава. [682]
В тот же день отряд кораблей в составе трёх старых броненосцев и двух авиатранспортов отправился к турецким берегам. На флагманском корабле «Иоанн Златоуст» находились вице-адмирал А. В. Колчак и контр-адмирал В. К. Лукин, начальник бригады линейных кораблей.
682
РГАВМФ. Ф. 609. Оп. 1. Д. 963. Л. 1.
Стемнело, настала новогодняя ночь, тихая и звёздная. Но на краю неба вдруг появилась длинная чёрная полоса. Она стремительно расширялась, приближаясь к зениту. Засвистел ветер, погасли звёзды и хлынул ливень. Корабли, шедшие без огней, растворились во мгле. Опасаясь столкновений, Колчак приказал отряду как можно точнее держаться на курсе и увеличить ход.
Беспрерывно грохотал гром, а молнии, блиставшие сразу в нескольких местах, образовали вокруг корабля мутно-лиловый световой шар, внутри которого прыгали тени, а за пределами ничего не было видно. Так продолжалось около часа, а затем гроза умчалась, на небе вновь засияли звёзды.
Наступал Новый год, и походный штаб Колчака собирался в тесной командирской столовой. Был накрыт стол, почти все уже подошли, не было только Лукина. Он почему-то вступил в длительные прения с командиром корабля. Когда до наступления Нового года оставалось 5 минут, Колчак велел пойти за адмиралом и привести его за руку.
Лукин, наконец, явился и сел на оставленное для него место. Колчак поинтересовался:
– Вы очень заняты или, быть может, не хотите с нами ужинать?
– Нет, ваше превосходительство, я свободен и хочу есть, но…
– В чём же дело?
– Дурная примета, ваше превосходительство, встречать Новый год с начальником. Говорят, после такого ужина неприятностей не оберёшься.
Все рассмеялись, зная Лукина как крайне суеверного человек. Колчак налил в его бокал красного вина. После ужина пили кофе, беседовали чуть ли не до утра, ожидая известий от ушедших вперёд авиатранспортов. Известия оказались не очень хорошими: близ берега разыгралась волна, и гидросамолёты не смогли оторваться от воды. Бомбардировку турецких берегов пришлось отложить. [683] Так наступил 1917 год.
683
Там же. Ф. Р – 29. Оп. 1. Д. 203. Л. 14–16.