Кольцо фараона
Шрифт:
– Сударь, мызу я купил на ваше имя и выгнал бывших собственников как разбойников и скупщиков краденого. Прислуга нанята мною. Так что распоряжайтесь смело в своем доме, - доложил мой руководитель хозяйства.
– Франц, я дарю тебе эту мызу, - сказал я.
– Сударь, я прошу вас сдать мызу в аренду моему другу по лесным скитаниям с ежегодной выплатой вам десяти процентов от всей выручки, - ответил мой друг.
– И человек будет к хозяйству пристроен, и хозяйство будет иметь, по лесам шастать перестанет и даст работу другим друзьям, вместе с которыми мы прогнали разбойников.
– Согласен, - сказал я, - готовь бумагу, я подпишу.
– А подписывайте сразу, ваше сиятельство, - сказал Франц, - я эту бумагу давно приготовил, и он подал мне бумагу - договор об аренде - и мою шариковую ручку (молодец, что проверил карманы моей одежды).
Я подписал договор и ручку подарил Францу.
– Франц, - сказал я, - вот этой ручкой ты подпишешь ведомость, по которой перечислишь первый миллион золотых марок в немецкий промышленный банк.
– Спасибо, сударь, я так и сделаю, а ручкой буду подписывать только самые важные документы, - серьезно ответил мой Франц. Я знаю, что Франц Ротшильд еще покажет себя.
Елизавета постоянно была со мной, кормила с ложечки и под руку выводила гулять на улицу.
– Владимир, что за странная одежда была на тебе, - спросила как-то она, - не означает ли эта одежда то, что ты не останешься здесь, и мне придется всю жизнь быть одной...
– Ты не будешь одна, - сказал я тихо, обняв ее за плечи, - ты всегда будешь в моем сердце, а мне нужно будет вернуться туда, откуда я пришел.
– Расскажи мне о твоем мире, - попросила Елизавета, - когда ты уйдешь, я буду представлять этот мир и нас вместе в этом мире.
– Я даже не знаю, что рассказать о моем мире. Не думаю, что тебе этот мир понравится, и я не знаю, сможешь ли ты прижиться в этом мире, - с сомнением сказал я.
– Мне кажется, что любой мир, в котором существуешь ты - прекрасен, - не сдавалась Елизавета.
– Хорошо, - сказал я, - я расскажу тебе о своем мире, но ты должна знать, что и в моем мире я такой же, как и сегодня рядом с тобой. Мой мир находится здесь же, но через триста пятьдесят лет. За это время прошло много войн, революций, великих потрясений, государства увеличивались в размерах и распадались на части, дворянство исчезло, все люди стали равными, но на место дворянства вышла элита и номенклатура, составленная из разбогатевших студиозусов, крестьян, выслужившихся солдат, служителей культа и политических партий. Герцоги превратились в губернаторов, короли в президентов, которых выбирают все граждане за посулы и обещания, что при нем и больше ни при ком они станут жить как сыры в масле. И народ голосует, радуется, потом плюётся, ждет времени, когда придет другой с красивыми посулами, чтобы проголосовать за него.
– И у этих людей нет никакой родословной?
– удивилась Елизавета.
– Есть, но очень скромная, и чем скромнее родословная, тем больше шансов, что его изберет народ, называемый на греческий манер электоратом. Главное, чтобы оракульские способности были на высоте, - продолжал я.
– Все страны делятся по пропорции двадцать на восемьдесят. Двадцать процентов населения получают восемьдесят процентов всего созданного на земле, а восьмидесяти процентам населения остается двадцать процентов всего оставшегося.
– Но это же несправедливо, - возмущенно сказала Елизавета.
– Конечно, несправедливо, - поддержал я ее, - двадцать процентов населения страдают от ожирения, а восемьдесят процентов населения от недоедания и попытки исправить положение воспринимаются ожиревшими как посягательство на их суверенитет.
– Это все политика, но люди, наверное, стали богаче духовно, поют серенады своим дамам под балконом, ходят на балы и современные мазурки стали изящнее, - начала мечтать моя дама.
– К сожалению, моя дорогая, - сказал я, целуя ее нежные пальчики, - нравы изменились совершенно. Современные женщины свободны и раскрепощены. Они оголили свои груди и животы, носят обтягивающие юбки. Они короткие до такой степени, что из-под них выглядывают трусики. Они курят, пьют вино и крепкие напитки, говорят грубые слова, пляшут трясущиеся танцы, плачут от песен трубадуров, но часть женщин старается соответствовать понятию, что женщина должна быть женственной. Время рыцарей, турниров, шпаг и дуэлей кануло в прошлое. Мужчины дерутся в подворотнях или в ресторанах по пьяному делу, нанимают убийц для сведения счетов, пишут доносы и с помощью современной техники говорят гадости, о которых знает весь мир.
– Неужели так плохо в твоем мире?
– огорчилась Елизавета.
– Мы уже привыкли к этому миру, и попадание в другой мир может освободить от внутренних тормозов все наши внутренние инстинкты. Мы предстаем перед людьми такими, какими они не хотели бы быть сами и чтобы их дети не были такими. Некоторые люди возрождают и сохраняют наши культурные традиции, но таких людей становится все меньше и меньше. Я не знаю, как ты меня представишь в моем мире, лучше представь, что я все еще в твоем мире, - сказал я.
– Владимир, мы с тобой еще встретимся когда-нибудь?
– спросила с робкой надеждой Елизавета.
– Не знаю, но никогда не говори никогда. Если меня занесет к вам ветер моих странствий, то я постараюсь написать тебе записку о том, что был вдалеке и передаю тебе привет, - успокоил я ее.
– Нет, ты должен сразу придти ко мне, потому что я всегда буду ждать тебя, и мое сердце будет свободно только для тебя. Даже, если я буду очень старая, все равно приди ко мне, чтобы я ушла спокойно в иной мир, - в голосе женщины слышалась мольба.
– Я приду к тебе, - прошептал я.
Мы наслаждались каждым днем пребывания вместе. Я не мог остаться с ней, потому что, в конце концов, душа современного человека не вынесла бы медленного прозябания в тиши средневековых месяцев. Даже современные западники стараются вырваться в Россию, чтобы посидеть в компании, напиться, покричать вволю, выгнать из себя оскомину цивилизации, чтобы потом вернуться в свой мир и быть чопорным и солидным западником, строго соблюдающим созданный дубиной добропорядочный образ жизни.
– Ты когда уйдешь?
– спросила меня Елизавета, лежа на моей груди и перебирая волосинки моих усов.
– Скоро и я сделаю так, чтобы мое пребывание здесь казалось сном, - сказал я, обнимая ее, - закрывай глаза и спи. Пусть тебе снится наша гонка в лесу и домик, который соединил нас с тобой навсегда.
Она улыбнулась и закрыла глаза.
С первыми петухами я встал. Оделся в свою обычную одежду, проверил документы, деньги, вышел на улицу, выбросил в кусты крапивы оставшийся без патронов пистолет, все другие современные железки и крутанул перстень на три с половиной оборота вправо.