Кольцо карателя
Шрифт:
Андре
И какой черт меня дернул пойти домой через кладбище Монмартр, да еще в такой час? Я задержался в конторе до восьми вечера, и месье Леви никак не хотел отпускать меня домой. Неслыханно, этот жадный еврей и так платит мне гроши за мою работу, а я должен вкалывать от рассвета до заката! Что может быть хуже, чем работать мелким служащим в конторе ростовщика, этого грязного вора, который целыми днями только и делает, что сидит, смотрит в окно и накручивает на палец свои пейсы?
Видели бы вы, какими деньгами он ворочает! А что достается мне?
Путь от конторы до моего дома был неблизкий. Весь день я носился, выполняя поручения ростовщика, и ноги гудели так, будто я обежал весь Париж на три раза. Поэтому, несмотря на окружающую обстановку, я решил отдохнуть несколько минут и сел, прислонившись спиной к одному из памятников. Мысли мои вернулись к Елене. Мои родители не противились нашим отношениям, но ее отец, уважаемый священник, был уверен в том, что нищий, работающий мальчиком на побегушках у одного из самых гнусных ростовщиков города — не самая подходящая партия для его дочери. Я знаю, настанут дни, когда все эти условности не будут никого волновать, и люди смогут сочетаться браком с теми, кого они любят, а не с теми, кто нравится их отцу или матери… но, увы, мы жили в другие времена.
Ах, милая Елена. Несмотря на все, что нам уготовила судьба, я счастлив, что встретил тебя. И я готов идти до конца. Я добьюсь тебя, я докажу свою любовь всем, даже Богу или Дьяволу, если это понадобится. Я знаю: мы встретились для того, чтобы быть вместе. Иначе зачем же рок сводит людей? Неужели для того, чтобы они страдали и думали о том, что им суждено расстаться?
Я поднялся, отряхнул ладони и уже было направился к выходу с кладбища, но мое внимание привлекла крохотная вещица, тускло блеснувшая в свете луны. После секундного колебания я наклонился и поднял с земли… старинный перстень. Дорогое украшение: темное золото и камень с рисунком, изображающим двух сплетенных в тесный клубок змей. Некоторое время я изучал мелкие крючки, выгравированные на камне — знающий человек, конечно же, сложил бы их в слова и прочитал бы надпись на древнем языке — а потом попробовал надеть перстень на мизинец. Для мизинца он оказался великоват, и я решил попытать счастье еще раз — теперь кольцо красовалось на безымянном пальце, как мне показалось, самом подходящем по диаметру, но и во второй раз потерпел неудачу.
Минут пять я стоял посреди залитого луной кладбища, занимаясь странным для такого времени суток и антуража делом: методично примерял перстень, палец за пальцем, но на каждом из них, даже на большом, он свободно болтался. Ощущение было такое, что находка шутит надо мной, и намеренно не хочет приходиться по размеру. Заколдованная вещица! Я снова оглядел его: вроде ничего необычного. Ну, разве что если не принимать во внимание тот факт, что перстень на самом деле был очень древним: готов поспорить на что угодно, ему несколько веков. Интересно, кто его потерял? Наверное, кто-нибудь из важных господ, пришедший навестить могилу усопшего друга.
Перстень, разумеется, стоил огромных денег. Если бы его можно было продать, то я мог бы позволить себе не работать целых полгода! Или даже больше. И смог бы наконец-то купить Елене кольцо. Я снова поднес перстень к глазам. Камень казался зеленым в лунном свете, но оттенок имел странный: мой отец, ювелир, учил меня разбираться в драгоценных камнях, но я и предположить не мог, какой из них вставлен в эту оправу. Больше всего он напоминал изумруд, но я был уверен, что днем он будет выглядеть иначе. Старинный перстень с неизвестным камнем: уверен, что Елене понравится такой свадебный подарок.
Винсент
Дана стояла напротив большого, отражавшего ее в полный рост, зеркала и расчесывала волосы.
— Мне пора, — сказала она. — Завтра утром. Эти три дня пролетели, как один час…
— С другой стороны, если бы все сложилось иначе, у нас бы не было и этих трех дней. Верно?
— Верно. Обними меня, Винсент.
Я обнял ее за плечи.
— Останься ненадолго. Дело не срочное.
— Если я останусь, то эти сумасшедшие вампиры переубивают друг друга. И тогда мне придется остаться там надолго.
— Иногда мне хочется, чтобы они друг друга переубивали. Так я смогу еще немного побыть с тобой.
Дана повернулась ко мне.
— Вот как говорит парижский Судья? Ты знаешь, что это святотатство, Винсент?
— Кажется, моя склонность к святотатству тебе всегда нравилась.
— Ты прав, не буду лукавить.
Я снова обнял ее, провел пальцами по обнаженной спине и поцеловал. Дана отложила расческу, а потом легко толкнула меня в грудь, приглашая лечь.
— «Мне пора» не означает, что я уезжаю прямо сейчас, — заговорила она. — И не надо делать такое лицо, будто ты прощаешься со мной на целую вечность.
«Принимая приглашение», я прилег на шелковое покрывало и протянул ей руки.
— Неужели ты думаешь, что после того, как я ждал тебя целую вечность, я отпущу тебя на столько же?
— О нет, я так не думаю. — Дана опустилась сверху и замерла, положив голову мне на грудь. — Но мне будет тебя не хватать. Иногда мне кажется, что уж лучше жить так, как живут смертные: не знают, что происходит с их мужем и женой тогда, когда они в разлуке.
— Говорят, что если они любят, то могут чувствовать другого человека на расстоянии.
— Что за чушь, Винсент. Они ведь смертные. Для них неведение — это божий дар.
Я погладил ее по волосам.
— С чего это ты заговорила о смертных, да еще в таком тоне? Тебе скучно?
— А тебе не скучно? — ответила Дана вопросом на вопрос. — Я бы сошла с ума от такой жизни уже через неделю. Ты только и делаешь, что сидишь дома, а к тебе приходят бесконечные посетители для того, чтобы ты помог им решить их склоки.
— Надеюсь, что Амир скоро вернется, и смогу приступить к своим обычным обязанностям. Иначе я на самом деле сойду с ума.