Кольцо с тайной надписью

Вербинина Валерия

– Она мертва? – быстро спросил он. – Вы ее трогали?

Человек в отчаянии заломил руки.

– Нет, я… Я не смог.

Ласточкин кивнул и двинулся вперед. Я шла следом за ним, машинально отмечая про себя детали обстановки. Высоченные потолки с лепниной, сверкающие хрустальные люстры. Мебель – ровесница Серебряного века, не меньше. На стенах – несколько картин, но не из числа тех, от которых способно затрепыхаться в груди сердце коллекционера. Моя мама, за которой с недавних пор стал ухаживать эксперт по западноевропейской живописи, пренебрежительно

называет такие полотна «раскрашенными фотографиями», и я с ней согласна. Однако в этой квартире они смотрелись уютно и вполне органично. Сад, морской пейзаж, вид кремлевских башен, нарисованный в начале двадцатого века. Часы на стене важно тикали, а наискосок от них, на ковре, ногами к окну лежала Анастасия Караваева. Ее глаза были широко открыты, зубы оскалены. В жизни это была симпатичная молодая женщина с продолговатым лицом и светлыми кудрями. Теперь мало кто рискнул бы назвать ее симпатичной. Ласточкин осторожно дотронулся до ее руки.

– Уже окоченела, – констатировал он. – Она мертва со вчерашнего дня, не меньше. Зарезана ножом или, во всяком случае, каким-то острым предметом, которым ее ударили несколько раз. – Он махнул мне рукой. – Вызывай бригаду, Лиза, тут есть для них работа.

Через несколько минут в квартире номер тридцать семь закипает жизнь. Фотограф снимает место преступления, судмедэксперт осматривает тело, а эксперт-криминалист ищет следы, которые могут помочь нам понять, за что и каким образом была убита дама с попугаем.

– Поразительно, – говорит Сергей Кромвель, фотограф, который всегда умудряется острить с неподвижным лицом. – Куда Ласточкин ни заявится, там непременно появляется труп! Я полагаю, давно пора обратить на это внимание компетентных органов!

– Точно подмечено! – смеется эксперт-криминалист Самохвалов.

Сам Ласточкин меж тем ведет допрос мужчины, который обнаружил труп и вызвал полицию. Его зовут Антон Игоревич Илларионов, и он является женихом Насти Караваевой. Антон работает в международной фирме и прошлую неделю провел в Италии – был в командировке. Вернувшись, он открыл дверь своим ключом и почти сразу же наткнулся на труп.

– Я сразу же позвонил в полицию, – говорит он.

– И правильно сделали, – произносит Ласточкин. – Я бы хотел попросить вас об услуге. Осмотрите вещи и проверьте, что пропало.

– Думаете, это убийство с целью ограбления? – с дрожью в голосе спрашивает Илларионов. – Но…

– Что?

Илларионов пожимает плечами.

– Дверь! Она новая, железная. Мы поставили новую дверь незадолго до моего отъезда в Италию. Представляете, ее придурковатая подружка, с которой Настя рассорилась, вызвала к ней ментов, и эти уроды сломали старую дверь.

Ласточкин нервно чешет щеку.

– И? – сухо спрашивает он.

– Да-да, – торопится Антон, – я же еще не сказал. Так вот, ключи были только у меня и у Насти. Как же вор мог забраться сюда?

Ласточкин нахмурился.

– Помнится, когда мы вошли, форточка была приоткрыта, – говорит он. – Но с этим мы разберемся. Я прошу вас все-таки осмотреть

вещи. У вашей невесты было что-нибудь ценное?

– А как же, – с готовностью отвечает Илларионов. – Деньги, бриллиантовые украшения, меха… Много чего. Идемте…

Мы вернулись в гостиную, где произошло убийство. Тело уже увезли, и все же Илларионов чуть ли не на цыпочках обошел темное пятно на ковре, где лежала бедная Настя. Теперь она и впрямь была «бедной Настей».

– Вот… – Илларионов открыл шкафчик и достал из него шкатулку. – Здесь должны быть ее бриллианты. Видите? Все на месте.

– Проверьте прочие ценности, – лаконично распоряжается Ласточкин и поворачивается к Самохвалову: – Леша! С комнатой закончил?

– Йес, босс. Нарыл кучу отпечатков, кстати.

– Зарой их обратно и осмотри замок на входной двери.

– Наш девиз – доставлять удовольствие клиенту, – отозвался Самохвалов и, подмигнув мне, подхватил с пола свой чемоданчик и отправился обследовать дверь.

Между тем Илларионов переворошил ящики в шкафу, извлек на свет божий кредитные карточки и пачки наличных в долларах и евро, пересчитал меховые манто и объявил, что ничего не пропало. Ласточкин нахмурился.

– Значит, это убийство не с целью ограбления, – буркнул он.

– Я же вам говорил, – с удовлетворением заметил жених Насти.

Капитан кивнул мне.

– Дуй к Самохвалову. Что там насчет двери?

Я вернулась буквально через минуту и доложила, что Самохвалов дает на отсечение голову – разумеется, не свою, а мою, – что дверь никто не взламывал и что ее могли открыть только изнутри либо своим ключом.

– Значит, – подытожил Ласточкин, – либо она знала убийцу в лицо и сама впустила его, либо у него был свой ключ, с помощью которого он сумел войти в квартиру.

– А окно? – напомнила я.

Капитан улыбнулся и махнул рукой.

– Я упомянул о нем просто так, для проформы. На самом деле в форточку на четвертом этаже никто не заберется.

Илларионов задумчиво почесал подбородок.

– Но вы знаете, у меня всё же такое впечатление, что чего-то не хватает.

Ласточкин прищурился.

– Чего же именно? – с расстановкой спросил он.

– Нет, это не то, что вы думаете, – ответил Илларионов. – Деньги и драгоценности на месте. Компьютер тоже, и ноутбук, и планшет…

– А картины? – спросила я.

– И картины тоже все на месте. Нет, я не об этом. Я не могу понять… Ну да, конечно же! – Он наклонился и подобрал с пола маленькое фиолетовое перо.

– Что такое? – насторожился Ласточкин.

– Флинт! Куда он мог пропасть?

– Вы это о попугае? – поинтересовалась я.

– Ну да. Но откуда… – Он умолк и вытаращил глаза.

– Дело в том, – со смешком сказал Ласточкин, – что мы и были теми уродами, которых вызвала эта чокнутая Олейникова. Значит, попугай исчез?

– Да, – сокрушенно сознался Илларионов.

– Больше ничего не пропало?

– Абсолютно ничего. Я уверен в этом! В конце концов, я постоянно бываю в этой квартире.