Кольцо Сатаны. (часть 1) За горами - за морями
Шрифт:
— Теперь все наоборот. Уголовники в чести, они командуют нами. Издеваются. Никто людей не жалеет, многие умирают. Страшно на приисках, выжить невозможно. Все золото на трупах.
— Я почти восемь лет здесь; — сказал Кузьменко. — Вижу и слышу, как злобность и казни стали делом обычным.
— Вы — агроном, Василий Васильевич? — спросил Сергей.
— Нет, — раздумчиво отозвался Кузьменко. — Я священник, Сережа. Или, как нынче называют, служитель культа. До конца срока у меня два года осталось. Впрочем, срок может быть продлен, так что о выезде не думаю. Тем более что дома у меня нет, храм, где я служил, разрушен, родные
— Мало церквей, — вздохнул Сергей. — По деревням почти нет. В Москве стоят, но пустые. В Рязани тоже.
— Особенно жалко Храм Христа Спасителя, мне приходилось участвовать в богослужении там. — И Кузьменко вздохнул. — Ведь построен в память погибших в войне с французами в 1812 году. Все стены в надписях, всё фамилии защитников России. Чего только не содеет озлобление. А все равно надо жить, Сережа, надо делать доброе людям. Только тогда жизнь обретает смысл, когда добро и милосердие прирастают.
Сергей вспомнил отца Бориса, жив ли он, где ныне находится, что делает? Не хотелось думать о страшном.
В ноябре на посадку лука в теплицу пришли десять женщин и среди них Катя и Зина. Они удивились и обрадовались:
— А мы думали, что тебя опять увезли на север! Жалели. Рады видеть тебя. Для нас работа в теплице, как на курорте. Не на холоде.
Четыре дня они вместе обрезали лук, мостили на стеллажах луковицы, как мостят на улицах булыжники: чтобы поплотнее. И очень жалели, что работа быстро закончилась. Кузьменко на прощание нажарил для помощниц сковородку лука с маслом, сварил картошку, и получилось веселое, с нескончаемым смехом застолье. Щеки у Сергея горели, глаза блестели, он отвык от женского голоса, от близости озорных и молодых, которых не сломил пока лагерь. Катя и Зина, оказывается, были студентками педагогического института в Воронеже, там на вечеринке кто-то рассказал двусмысленный анекдот, нашелся стукач. Ну, жизнь и сломалась. Они и теперь не хотели этому верить, жажда справедливости еще не потухла. Ждали освобождения.
— Рано или поздно постылая пора пройдет, — сказала Зина. И посмотрела на Кузьменко.
Он только головой покачал и вздохнул: «Надежда юношей питает…»
После этого светлого дня им долго не пришлось встречаться.
Декабрь явился сурово-метельным, с севера давили холода, от моря шел теплый фронт; все это здесь перемешивалось, и Охотское побережье на целые недели тонуло в свирепой метели. Налетали бешеные шквалы, со стекол теплицы срывало маты, Кузьменко и Морозов по нескольку раз за день выходили в мутную воющую стынь с лесенками и веревками, лазали, прикручивали маты, и когда возвращались в теплицу, то буквально задыхались от устали и холода. Но и в такие дни лагерь работал. Сергей видел согнутые фигуры на парниках, там ломами разбивали смороженные глыбы навоза — парниковое топливо. Его привозили со скотных дворов совхоза, из города, где были и конюшни, и скотина.
В теплице круглые сутки ярко-белым светом горели большие лампы, к этому свету со стеллажей тянулись толстые стебли лука, этакая густая зеленая щетина. Достигнув определенной высоты, упругие стебли быстро сникали, теряли упругость, ложились, перепутывались: не тот свет. И тогда тепличник и его помощник забирались на широкий стеллаж и начинали вытаскивать из земли размягченные луковицы, отряхивать от цепких белых корней землю и аккуратно укладывать зелень в ящики.
За луком первой приехала легковая машина черного цвета. В теплицу по-хозяйски влез толстый майор и не здороваясь обошел ряд ящиков, указывая шоферу и лейтенанту:
— Вот этот. Еще вот этот. Сними-ка ящик, под ним, кажется, получше, посвежей.
Сергей таскал отобранные ящики в машину, взвешивал, записывал. Кузьменко молча пододвигал майору накладную, на которой не стояло имя получателя, тот расписывался, и урожай увозили. Естественно, без обычного для людей «спасибо» или «до свидания».
— Кто такой? — спросил у Кузьменко Сергей.
Тот со значением подымал палец вверх:
— От Павлова и его присных. Всё по выбору. На фермах совхоза для них отобраны специальные коровы, ветеринаром обследованные. Молоко поставляют только от этих коров. Творог, сливки — тоже. Новое дворянство с пистолетами на боку.
— Как в Древнем Риме…
— Ты читал «Камо грядеши»?
— Почти все романы Сенкевича прочитал. На прииске, где был, особенно наглядна пропасть между рабами и надсмотрщиками, патрициями. Двадцатый век, а люди снова разделились, чтобы ненавидеть друг друга.
Кузьменко смотрел куда-то в темноту теплицы, стоял, слегка подняв голову, отчего седая борода его приподнималась. Помолчав, он подымал руку, широко осенял себя крестным знамением и внятно произносил: «Враг попирает мя, и озлобляет, и поучает всегда творити свои хотения; но ты, наставниче мой, не остави меня, погибающа. Аминь!»
— Аминь, — отзывался Сергей.
А Василий Васильевич, после вздохов и паузы, выговаривал ему с отцовской настоятельностью:
— В твоем характере, Сережа, много опасного для тебя. Ты не сдержан в речах. Поберегись. Помни, плетью обуха не перешибешь. Ты вот грузил ящики, а в глазах твоих было презрение к наглому майору. Я понимаю тебя. Но ведь они тоже настороже. Не наводи на себя гнева: согнут и уничтожат.
Сергей ничего не отвечал, только склонял голову. Да, конечно, надо помнить — где ты и кто приглядывает за тобой. До лагеря он не был таким взрывным, как здесь, где все страшное и нелюдское увидел во всем его безумии.
УРОКИ ПОЛЕВОЙ ПАРТИИ
За несколько дней до Нового, 1939 года в теплицу пришел незнакомый человек. Был он худ лицом, со впалыми щеками и болезненным цветом лица, но с глазами яркими и живыми. Поклонился, подал обоим руку, сказал: «Бычков» и заявил:
— Мне поручено передать вам, Морозов, приглашение Пышкина прийти к нему в кабинет. Сейчас. Вместе со мной.
— Что-нибудь произошло? — Голос Сергея был скорее удивленным, чем испуганным.
— На рабочий разговор. Вернее, на разговор о работе.
По дороге Сергей узнал, что Бычков тоже заключенный, по профессии землеустроитель-топограф, но допущен к бесконвойному передвижению — «по роду деятельности», — добавил с иронией. Тогда же он поведал, что совхоз получил срочное задание вдвое увеличить площадь огородов, найти и освоить еще восемьдесят гектаров. Для этой цели Пышкин организует полевую партию. Бычков ее возглавит и будет рад, если Морозов возьмет на себя роль почвоведа и геоботаника.
Сергей удивленно развел руками:
— Какой из меня геоботаник! Ладно, почву я как-нибудь пойму, с подзолами много занимался. А вот северная флора… И почему зимой, а не летом?