Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)
Шрифт:
— Что еще говорил старый лжец? — спросила княгиня, немного оживившись.
Ягайла поведал матери, о чем шла речь, почти слово в слово. В заключение он печально сказал:
— Полгода прошло, как мы послали письмо к московскому князю Дмитрию, а ответа нет.
— Разве скоро такие дела творятся? — ответила, улыбаясь, княгиня. — Не конюх на дворовой девке женится… Московский князь с родней должен посоветоваться, с ближними боярами, дело не простое… Московские послы в городе, — с торжеством закончила Улиана, — затем и звала тебя.
Великий князь не мог сдержать радость. Он то потирал руки, то хлопал себя по ляжкам.
Скрипнула дверь, в опочивальню вошла чернобровая боярыня. Поклонившись, она сказала:
— Великий князь, тебя ищет боярин Бойтонор. Гонец письмо из Мариенбурга привез.
— Скажи, сейчас буду, — отозвался Ягайла. — Ты тоже послушаешь, матушка, — обернулся он к княгине, — интересно, что пишет немецкая лисица.
Боярин Бойтонор, ведавший посольскими делами, длинный и тощий человек с толстым приплюснутым носом, и толмач из русских монахов ожидали у дверей княжеского кабинета.
— Дозволь взломать печати, великий князь, — поклонился боярин.
Ягайла кивнул головой. Ему не терпелось, он теребил усы и хмурился.
Толмач, смешно причмокивая, стал читать. Боярин Бойтонор выдвинул левую ногу вперед, положил руку на рукоять меча и словно застыл в этой позе.
С первых же слов письма великий магистр обвинил Ягайлу и его братьев в недопустимой гордости и высокомерии к ордену. Письмо было длинным, обвинений много, казалось, что нудный учитель делает выговор ученику. Иногда узкое лицо Ягайлы искажалось от ярости, и он хватался за меч.
— Ну, подожди, вонючий пес! — хрипло говорил он, топая ногой. — Ты ко мне с пергаментом, а я к тебе с бердышом.
Не изменяя голоса и не останавливаясь, толмач продолжал читать. Он переводил на русский, великий князь знал только язык своей матери.
Во многих прегрешениях великий магистр обвинил Ягайлу: он-де не отпустил на волю пленных немцев, как должен был сделать по договору, но, как рабов, продал их русским. Он-де и жемайтов натравил на рыцарей, вместо того чтобы привести их к повиновению ордену. На герцога Мазовецкого коварно напал…
Великий князь знал, чем кончится это письмо. Война. А все наделал братец Витовт. «Как жаль, что ему удалось бежать! Попадись он мне сейчас!.. — сжал кулаки Ягайла. — Я знаю, он опять метит на мое место. Он хочет править Литвою».
Конечно, и он, Ягайла, виноват: не выполнил свои обещания и разъярил немцев. Но разве он думал, что жемайты так быстро обо всем пронюхают! И разве он мог отказать себе в удовольствии неожиданно напасть на Мазовию… «Неужели московский князь пришлет отказ?»— с тревогой подумал Ягайла.
«…Таково же твое приятельство, которое ты к нам проявляешь за нашу тебе службу, — заканчивал письмо магистр. Тут он и показал свои когти. — Великую гордость и несправедливость насилия не хотим и не можем мы дальше терпеть. Знайте же, Ягайла со своими братьями, больше мы к тебе ни веры не имеем, ни верности к тебе не находим. А посему от имени нашего ордена отказываем в мире. Не можем и не хотим от сего дня никакого мира с тобой иметь».
Княгиня Улиана побледнела.
— Вонючий пес? — не выдержал Ягайла. — Я знаю, почему он так расхрабрился: Витовт обещал поддержку жемайтов. Да, да, так и есть! — Он плюнул, вспомнив Витовта. — Не беспокойся, матушка, мы что-нибудь придумаем с братцем Скиргайлой.
Но придумать что-нибудь не так просто. Война с немцами сулила много забот и неприятностей. Нет, совсем не к месту война, когда в стране идет неурядица. И друзей почти не осталось. Бог знает, чем на этот раз все может кончиться.
Ягайла чувствовал топор, висящий над головой.
— Что делать с гонцами? — спросил боярин Бойтонор.
— Сколько их?
— Двое.
— Одного посадить на тупой кол, — изрек Ягайла, — и дать в зубы письмо, пусть держит. Второй должен смотреть на казнь и рассказать о ней великому магистру. Завтра без письма отошли его в Мариенбург.
Боярин Бойтонор бросился исполнять приказание князя. В дверях он столкнулся с краснощекой сенной девушкой.
— Московиты ждут в твоих покоях, великая княгиня, — шепнула в самое ухо Улианы запыхавшаяся девушка.
Ягайла вместе с матерью вышли к русским. Разговор должен быть тайным, без свидетелей, и поэтому послов принимали не по правилам.
Послы поклонились Ягайле в землю. Потом в пояс поклонились княгине Улиане.
— Смею ли о твоем княжеском здоровье спросить, как тебя господь милует? — важно сказал боярин Роман Голица.
— Божьею милостью и пречистые богородицы, и великих чудотворцев дал бог жив, — оглядывая московских бояр быстрыми глазами, произнес Ягайла.
Послы выглядели нарядно. Прежде чем пойти во дворец, они долго парились в бане, приоделись, подстригли бороды. Роман Голица светился золотым шитьем кафтана, был осанист и строг. На Дмитрия Саморода заглядывались сенные девушки великой княгини. Такого молодца не часто встретишь. Красив лицом, широк в плечах, русые кудри и высок ростом. А Василий Корень надулся, напустил на себя важность. Он и так был пузат изрядно, а сегодня казался вдвое толще.
— Здоров ли, благополучен ли мой брат, великий князь Дмитрий? — продолжал Ягайла обмен любезностями.
— Великий князь и государь в добром здравии, так и тебе желает, — ответил Роман Голица с поклоном.
Поклонились и остальные бояре.
Роман Голица молча вручил Ягайле грамоту великого московского князя.
— Согласен ли мой брат великий князь Дмитрий? — не мог сдержать нетерпение Ягайла.
А Роман Голица сделал знак Дмитрию Самороду, стоявшему поодаль с подарком Дмитрия Московского. Богатырь приблизился.