Колдолесье
Шрифт:
– Нет, - возразил Ям. – Ничто не может заставить человека или машину делать что-то, что противоречит их природе.
Мордион вернулся к работе над ногой Яма. Он знал, что он нисколько не важен. Каким-то образом то, что Ям считал, будто они лишь актеры в чьей-то пьесе, сняло груз с его души. Но когда Ям сказал, что никто не может действовать против своей природы, он обнаружил, что
Энн тоже размышляла над этим:
– Но машины могут быть изменены. Ты был изменен, Ям. А у людей полно самых странных скрытых свойств, с которыми Баннус может работать.
Поэтому он чувствовал вину, с облегчением понял Мордион. Он вернулся к кропотливой, микроскопической регулировке ноги Яма. Эта машина, Баннус, использовала некоторые очень странные и отталкивающие уголки его натуры, чтобы заставить его создать Чела. А причиной чувства вины было понимание: когда Баннус решит, что верный вывод достигнут, он закроет поле. И тогда Чел перестанет существовать. Вот так просто. Что он натворил! Мордион вернулся к работе, похолодев от ужаса.
Тем временем Энн смотрела на свои часы и твердо говорила себе, что ей пора идти. С нее хватит этого Баннуса. Когда она встала и начала спускаться по отвесным скалам, Мордион оставил Яма с торчащим из ноги проводником и поспешил за ней.
– Энн!
– Да? – Энн остановилась и посмотрела вверх на него.
Она всё еще испытывала к Мордиону не слишком дружеские чувства – особенно сейчас, когда обнаружила, что ее запихивали в один за другим сценарии с ним.
– Продолжай приходить сюда, - попросил Мордион. – По своей собственной свободной воле, если возможно. Ты приносишь пользу мне и Челу. Ты всегда указываешь на истину.
– Теперь это может делать Ям, - холодно ответила Энн.
–
– Правда? – Энн была достаточно польщена, чтобы задержаться на полпути к реке.
Мордион не сдержал улыбки.
– Да, главным образом, когда злишься.
– 5-
Если бы только Мордион не улыбался! Энн была уверена: именно эта улыбка заворожила ее, заставив вернуться после обеда. Она никогда не встречала подобной улыбки.
– Он думает, я забавная, - фыркнула она, когда шла домой. – Он думает, я ем у него с рук, когда он улыбается. Это унизительно!
Из-за этого она пришла домой бледная и дрожащая. Или, может, из-за того, что за ней гнались люди в доспехах. По крайней мере, они не преследовали их вниз по реке. Или Баннус не дал им преследовать. Или, может, всё вместе!
Папа поднял на нее взгляд из кресла, в котором отдыхал, слушая новости.
– Ты переусердствовала, девочка моя. Ты выглядишь истощенной.
– Я не истощенная. Я злюсь! – возразила Энн. Потом, поняв, что никогда не сможет заставить такого прямолинейно мыслящего человека, как папа, поверить в Баннуса, тэта-пространство, не говоря уже о мальчике, созданном из крови, она вынуждена была добавить: - Злюсь на то, что устала, я имела в виду.