Колдовской мир (Книги 4, 5, 6, 7 цикла "Колдовской мир")
Шрифт:
К видениям добавился звук. Знакомые голоса то умоляли меня, то приказывали или предупреждали. Этой зрительной и звуковой осадой здешние силы пытались опутать меня узором своих плетений. Но моя способность к борьбе росла, и я была как меченосец, окруженный врагами, который, однако, держит их всех на расстоянии.
Я продолжала свой путь. И внезапно все прекратилось: и звуки, и видения, и давление. Но это была не победа, а только передышка. Глава этого места собирал силы и ждал меня в центре спирали, прежде чем бросить
Я вошла в центр этой спирали, которую сплела или по крайней мере пользовалась та, что наложила заклятие на лорда Ущелья Фрома. И я была не одна: здесь стояли мужчины, повернув головы к центру круга. Их было двенадцать, последний из них Эйлин. Ни в ком из них не было искры жизни. И они походили на статуи, сделанные столь искусно, что им не хватало только теплоты и дыхания, чтобы ожить, но как раз этого и не было. Они были скованы тем, на что смотрели.
В центре стоял круглый каменный блок, а на нем…
Туман сгустился и принял форму прекрасной обнаженной женщины. Она подняла руки и откинула назад свои роскошные волосы, но они не легли ей на плечи, а поднялись, как связывающие усики растений, и у каждого, казалось, была своя жизнь. Тело женщины было серебристо-белым, как лунный свет, и волосы тоже серебристые, только глаза были черными и без белков, и казались глубокими колодцами, из которых кто-то недобро глядел на мир. Она была совершенством, она была прекрасна, и я поняла, что тянуло к ней мужчин: здесь получила форму и жизнь сама Женственность.
Но меня это не привлекало, а отталкивало. Все, что делает женщину подозрительной, ревнивой и ненавидящей, тоже было здесь выделено в чистом виде и возведено в высшую степень. Я думаю, она только сейчас поняла, что я не то, чем казалась по виду. И за этим пониманием последовал взрыв ненависти. Но я была готова к этому и быстро подняла перед собой кубок и жезл. Ее волосы яростно корчились и тянулись ко мне, как будто каждый волос старался обвиться вокруг моей шеи мертвой петлей. Затем она засмеялась. В этом смехе было презрение королевы к какой-нибудь судомойке, посмевшей бросить вызов ее могуществу. Она была уверена в себе.
Она откинула волосы назад и они засияли под ее пальцами, как раскаленный металл. Она стала скручивать пряди в шнурки. Но я не стала дожидаться ее атаки. Я слышала о той магии, которую она готовила. Она начиналась как любовные чары и могла бы считаться относительно безвредной. Но оборотная сторона любви — ненависть, а в ненависти эта магия могла убить.
И я запела — не вслух, а про себя. И, поскольку я следила за женщиной, моя песня следила за каждым движением и поворотом ее серебряных пальцев и шла в том же ритме, будто я тоже плела невидимую копию ее шнура.
То, что она делала, было, конечно, куда сильнее тех любовных чар, которые я знала, и это в общем-то не удивительно, если принять во внимание то, кем она была. Но она пользовалась знакомыми мне чарами, и это чуть-чуть перевешивало чашу весов в мою пользу Я ожидала мастерства адепта, а увидела то, что знает каждая Мудрая Женщина. Конечно, это было только начало: с продолжением нашей борьбы ее чары будут усиливаться и усложняться. Она сделала петлю, но не бросила ее, а перекидывала из руки в руку, не спуская с меня Взгляда черных глаз. Я заметила, что женская аура, сексуальный призыв, которыми она пользовалась, как оружием, потускнели.
Ее тело больше не было таким совершенным: руки и ноги стали тонкими и длинными, груди обвисли, лицо стало черепом, обтянутым кожей. Только волосы остались прежними.
Ее губы скривились в презрительной улыбке, и она впервые обратилась ко мне со словами. Не знаю, говорила ли она вслух, или телепатически.
— Ведьма, посмотри на меня и на себя. Чем ты можешь привлечь?
Если она хотела задеть мое тщеславие… Неужели она так мало знает женщин, что думает столь слабой атакой добыть себе хоть временную победу?
Ее слова ничего для меня не значили. Я должна была следить за петлей.
— Какой мужчина пойдет за тобой?
Вдруг ее насмешки прекратились, и она подняла голову. Глаза ее больше не смотрели на меня, даже руки остановились, волосяная петля слабо повисла в одной ее руке. Она как будто прислушивалась к чему-то… Однако я ничего не слышала.
В ней снова произошла перемена: ее красота вернулась, тело округлилось и сделало ее идеальным образцом, который любой мужчина счастлив был бы иметь в постели. И она снова рассмеялась:
— Ведьма, я недооценила тебя. Похоже, у тебя был добровольный провожатый. Какая жалость. Но из нищего тоже можно сделать кеглю. Следи, ведьма, и ты увидишь, какова власть… — и она тряхнула головой. А я возрадовалась: она настолько потеряла осторожность, что чуть не назвала свое имя. Если бы она это сделала, она пропала бы. Она слишком давно не встречала сопротивления, поэтому забылась. Следовательно, мне надо все время быть настороже, чтобы извлечь пользу из любой такой оплошности.
— Повернись и смотри, ведьма! Смотри, кто идет на мой зов, как шли все эти дураки.
Мне не нужно было смотреть и ослаблять свою настороженность. Если Джервон пришел сюда, пусть сам и отвечает за последствия. Я не могла позволить себе отвлечься от борьбы между мной и серебряной женщиной.
Я не столько увидела, сколько почувствовала движение рядом. Затем рука Джервона попала в поле моего зрения, и я увидела, что он поднял меч и направляет его острие к женщине.
Она запела обманчиво-сладко и протянула к нему руки, хотя петлю не выпустила. И я видела в ней, хотя и сама была женщиной, все соблазны моего пола, привлекающие мужчину и обещающие ему все наслаждения тела.