Колдовской мир: Волшебный пояс. Проклятие Зарстора. Тайны Колдовского мира
Шрифт:
Тэйни была высока для своих лет, много знала и не чуждалась хитростей. Я скоро понял, что за любую нашу открывшуюся проказу вина падет на меня одного. Не могу сказать, чтобы она мне нравилась или не нравилась. Я ее принимал, как принимал одежду на теле и еду на тарелке.
Ее брат Магус – дело иное. Он был лет на шесть старше меня и жил в башне Отроков, заходя к нам только повидать свою бабушку, благородную Элдрис. Мать его умерла от лихорадки вскоре после рождения Тэйни. Я говорю «его бабушку», хотя, судя по всему, и я был ее внуком. Однако госпожа Элдрис не скрывала своих предпочтений и либо не замечала меня, либо, стоило мне попасться ей на глаза, находила, к чему придраться, так что я обходил ее комнаты стороной.
Наша семья была странной, хотя тогда это не приходило мне в голову. Я готов был поверить, что так живут все семьи. Госпожа Элдрис редко покидала свою часть башни, и Тэйни полагалось бы оставаться с ней, хотя она ходила, куда хотела, – нянька ее была стара, туповата и основательно ленива, а потому присматривала за подопечной не так строго, как требовал обычай.
При Магусе я всегда был начеку. Он, когда мы оставались наедине (а я, как мог, старался, чтобы такое случалось пореже), не скрывал дурных чувств ко мне. Он был яростно горд, его одолевало такое же честолюбие, какое я знал за своей матерью. Его с детства снедала мысль, что не он унаследует владения после отца, и мысль эта крепла с годами, так что под конец он возненавидел меня – если не за меня самого, то за место, которое я занимал в доме.
Моя мать Ироиза и Мудрая Урсилла жили в покоях на верхнем уровне башни. Мать много занималась домашними делами. Не знаю, пришлось ли ей когда-то помериться силой воли с госпожой Элдрис и пересилить ее. Однако теперь в отлучки владетеля Эраха госпожа Ироиза вершила суд в Большом зале и отдавала приказы. Меня она в таких случаях сажала рядом на маленькой табуреточке за креслом владетеля с наброшенной на его спинку Красной мантией клана и заставляла слушать, как она судит. После она объясняла мне свои решения, основанные на обычном праве или на ее собственных суждениях.
Я, еще маленьким, чутьем угадывал, что ей хотелось бы навсегда оставить за собой это кресло. Казалось, в ее женском теле обретались все свойства, которые мир приписывал мужчине, и она билась в узких рамках обычаев, ограничивавших ее жизнь. Лишь в одном она была свободна – в обращении с Силой.
Из всех обитателей замка моя мать признавала выше себя одну только Урсиллу. Я знал, что познания и Дар Мудрой были для госпожи Ироизы предметом вечной зависти. Мать и сама обладала толикой Дара, но ей не хватило способности к долгому учению и дисциплины духа, чтобы сравняться с наставницей, и матери достало ума признать свою слабость. Однако во всех других делах она никому не желала уступать.
Ироиза не сумела обуздать собственные желания и чувства, а без этого нельзя было продвинуться в познании Иных путей, которым ее обучали в юности. Даже не будь она сосудом для будущего наследника Кар До Прона, все равно не сумела бы выучиться на колдунью. А такое желание, неисполнимое по собственной слабости, омрачает и искажает душу неудачника. Не обладая властью одного вида, она рвалась к превосходству в другой. И на нее устремила всю силу своего честолюбия.
Я говорил, что робел перед Урсиллой и рад был бы не встречаться с ней. Однако Мудрая занималась мной не менее, чем принуждавшая к учению мать. Правда, та область Силы, которая подвластна колдуньям, не схожа с Силой колдунов и чародеев, но Урсилла учила меня тому, что считала нужным, тщательно, как я потом понял, устраняя из своих уроков все, что помогло бы мне избежать судьбы, которую они мне предназначили.
Это Урсилла научила меня читать руны по тщательно отобранным древним пергаментам, посвященным большей частью истории четырех кланов Арвона и Кар До Прона. Не будь во мне любопытства к таким делам, эта учеба показалась бы мне скучной и трудно было бы принудить меня ко вниманию. Но во мне проснулась страсть к хроникам, которые Мудрая считала полезными для моего образования, и учился я с жадностью.
Я узнал, что Арвон не всегда пребывал в сонном покое золотых дней, представлявшихся ныне бесконечными. В его прошлом (счет лет затруднялся тем, что составители хроник не удосужились отмечать годы) шла борьба, едва не разрушившая весь жизненный порядок.
До Великой Смуты наши нынешние владения не ограничивались с юга и востока горами, а простирались дальше – на востоке до легендарного моря, а на юге – до земель, ныне давно забытых. Однако люди Арвона всегда обладали большей или меньшей мерой Дара, а наши господа и правители часто были и повелителями Силы. Они взялись за опыты с самой Силой жизни, создавая для себя слуг, а порой – безрассудно добиваясь погибели своих врагов и Иных – ужасных существ. Честолюбие их зачастую не уступало честолюбию моей матери, и каждый стремился утвердить на всей земле одну свою волю.
Они пробудили многое, чего никак нельзя было вызывать к жизни, – открыли Ворота в странные и пугающие Иные миры. А потом развязали войну, опустошившую немалую часть страны. Силы, которые они выпустили на волю, были подобны чуме и порой уничтожали даже Владык. Когда их осталось мало, воители потянулись домой – в сердце собственной страны. Одни, в отчаянном страхе перед вышедшими из-под их власти созданиями, спешили вернуться. Другие медлили, пока было можно, – так глубоко вросли они корнями в новые владения, что уход представлялся им мучительным изгнанием. Из этих последних не все вернулись в Арвон.
Быть может, на юге Долин, заселенных теперь людьми Иной расы, до сих пор еще прозябали они или их потомки. Но так ли это, никто у нас не знал. Потому что после последнего отступления пути из Арвона запечатали чарами, накрепко заперев его границы.
И все же не все отступившие были довольны спасением от последствий своей глупости. Они вновь и вновь бросали вызов своим собратьям до того дня, когда Семеро Владык разъярились и грянула последняя ужасная битва между избравшими путь войны и другими, желавшими только покоя или, может быть, забвения.
Тогда многие из Великих, использовавших Силы по своей прихоти, были изгнаны за Ворота в Иные миры и времена или угасли, до конца истощив свой Дар. После того и их сторонники отправились в изгнание на предназначенный срок.
Когда я наткнулся на эту историю в хрониках, я спросил Урсиллу, возвращался ли кто-либо из тех скитальцев. Не знаю, почему это было так важно для меня, разве что мое воображение поразила мысль, что и меня могли так же отослать из Арвона и обречь на безнадежные скитания в чужом мире.