Колдун и Сыскарь
Шрифт:
— А если и так, то что? — спросил он с вызовом.
— Да ничего. — Ирина пожала худенькими плечами, затушила в пепельнице едва начатую сигарету. — Какая гадость всё-таки, — поднялась со стула, потянулась, рубашка стремительно поползла вверх, Сыскарь сглотнул и отвёл глаза. — Дело хозяйское. Только попомни моё слово — ничего хорошего из этого не выйдет.
— Это ещё почему? — нахмурился Сыскарь и подумал, что разговор зашёл далековато. Надо было, наверное, и впрямь соврать.
— Потому что у меня сердце — вещун.
— Колдунов с колдуньями развелось — ступить некуда, — пробормотал он. — Один в Кержачах развлекается, вторая прямо здесь, под боком. Ты, Ир, извини, но я как-нибудь сам этот вопрос решу, ладно?
— Да понятное дело, решай, конечно. Кто я такая, чтобы вмешиваться в твои решения!
— Блины были очень вкусные, — сказал он бесстрастным
— Всё-всё, ухожу, ещё раз извини. Только скажи, что за колдун в Кержачах? Настоящий?
Он молча посмотрел на неё. Ирина повернулась и подчёркнуто эротичной походкой удалилась в комнату.
Нет, никогда мне не понять женщин, подумал Сыскарь и закурил вторую сигарету. Сейчас дождусь, когда она уйдёт и завалюсь, пожалуй, ещё на часок-другой в койку. Чтобы организм поскорее очухался. А потом — в Кержачи.
Глава 11
В рейсовом автобусе, идущем из райцентра в Москву, место Григорию досталось у окна. Слева по ходу движения. В точности, как он хотел. Ничего особенного, он всегда получал то, что хотел. Ну, почти всегда. Примерно в четырёхстах девяносто девяти случаях из пятисот. И дело было не только в его изощрённом умении колдовать. За столетия жизни Григорий научился, когда надо, быть настолько обаятельным, что люди чаще сами предоставляли ему всё необходимое. От сведений до услуг. Вот и сейчас. Одна белозубая улыбка, подаренная немолодой уже кассирше с оплывшим и злым лицом, и высказанная особым тоном просьба о том, что ему очень хотелось бы сидеть в автобусе у окна и непременно слева по ходу движения и — пожалуйста. И никакого принуждения. Собственно, высшее искусство колдуна и заключается в том, чтобы действовать без принуждения. Всякие, тщательно приготовляемые, а затем незаметно подсыпаемые в еду и питьё приворотно-отворотные зелья, наложение-снятие заклятий руками и словом, протыкание иголками куклы-образа, заговоры на богатство и здоровье наряду с нищетой и болезнями, а также масса иных колдовских средств воздействия, которые так любят показывать в кино и описывать в книгах, — это для тех, кто не умеет совсем или умеет плохо. Ещё — для получения денег, с которыми обычному человеку трудно расстаться, если он не видит, что колдун «работает». Зрелище. Или, как нынче модно говорить, шоу. Что одно и то же. Нет. Достаточно знать, чего человек страстно хочет и каковы при этом его сильные стороны, а также слабости и пороки, чтобы получить от него необходимое. И при этом он будет полностью уверен, что действовал исключительно по собственной воле и желанию.
Взять этого частного детектива. Андрея Сыскарёва по кличке Сыскарь.
Чья машина только что миновала автобус по встречной полосе, направляясь, знамо дело, в Кержачи (вот для этого ему и требовалось место у окна, слева по ходу движения — убедиться).
Не занеси двух этих друзей-товарищей в село, ему, Григорию, было бы, наверное, проще. Но зато не так интересно. Повторим, никакого принуждения. Андрей с Иваном сами влюбились в Светлану (в его Светлану!)? Сами. Сами попёрлись в полнолуние ловить на чужой ферме человека или зверя? Сами. Да, он мог пощадить Ивана, и тот остался бы жить. Но с какой стати? В конце концов, Григорий тоже сильно рисковал, получить в брюхо пулю — то ещё удовольствие. Пусть и не серебряную. Чистая самозащита, ничего личного. То есть, понятно, что как раз сплошное личное, но, повторим, никто не заставлял их устраивать на него засаду. А вот то, что Григорий знал об этом их намерении — другое дело. На то он и ведун, чтобы ведать, знать. И о том, что Иван умрёт, он тоже знал (хе-хе, никто ещё не выживал после его особого укуса).
Да, пришлось немного поработать, чтобы на расстоянии и незримо окончательно убедить родителей Ивана в необходимости похорон сына на кладбище по нормальному православному обряду (из всего можно извлечь пользу, даже из ненавистного христианства). Но они и сами были готовы принять такое решение. Он лишь чуть-чуть подтолкнул. И ещё совсем немножко Андрея, когда внушил ему мысль о том, что в гроб другу нужно положить две бутылки вина. Но, опять же, тут частный сыщик сам виноват, он его в гости не звал. Хотя и знал, что тот зайдёт. И о том, что буквально на следующий день после похорон друга Сыскарь отправится в Кержачи, знал тоже. Любовь же, куда он денется. И любви этой всячески мешать Григорий тоже не собирался. Зачем? Пусть милуются до времени,
Григорий откинулся в мягком удобном сиденье, прикрыл глаза. И снова увидел это молочно-бледное, гладко выбритое, очень молодое и в то же время каким-то непостижимым образом старое лицо искушённого в желаниях и страстях юноши с необычно цвета пронзительно-жёлтыми глазами…
Какое-то время незнакомец молчит. Самовит тоже не открывает рот, ждёт.
— Зови меня Бафомет, — негромко произносит желтоглазый.
— Бафомет, — повторяет Самовит. — Первый раз слышу такое имя. Откуда ты?
И снова лай, похожий на смех или смех, напоминающий лай.
— Издалека. И в то же время это место совсем рядом. Как такое может быть, верно?
— Ну отчего же, — говорит Самовит. — Многие явления и вещи обладают подобным свойством.
— Рад, что ты образован. Это поможет.
— Чему?
— Нашему общему делу.
— У нас уже общее дело? — Самовит позволяет себе усмешку.
— Пока нет. Но скоро.
— И как скоро?
— Думаю, начнём мы его прямо сегодня. А закончим… Это будет от тебя зависеть. Потому что делать его будешь ты. Моя задача — лишь обеспечить тебе всё необходимое. Например, здоровье, силу и, — он покосился на Самовита жёлтым глазом и широко ухмыльнулся, — очень долгую жизнь. Такую долгую, что ты и представить не можешь.
— Я постараюсь, — обещает Самовит.
— Тысяча лет устроит? Для начала. Если не успеешь, добавлю ещё две-три сотни.
— Неплохо, — теперь Самовит уже смеётся в открытую. — Отчего же сразу не бессмертие?
— А зачем оно тебе? — удивляется Бафомет. — Стоит подумать, как следует, и ты сам поймёшь, что бессмертие — это самое страшное наказание для человека, которое только возможно. Я не собираюсь тебя наказывать. Наоборот.
Его рука опять, словно в кошмарном сне, вытягивается, вытягивается, берёт палочку с муравейника и возвращается в нормальное состояние. Теперь Самовит может разглядеть татуировку. Это три слова на латыни. Solve et Coagula. Растворяй и сгущай. Так-так…
— Будешь? — спрашивает Бафомет, демонстрируя палочку, на которой сидит с десяток муравьёв. — Готов поделиться. Половина тебе, половина мне.
Самовит отрицательно качает головой.
— Как хочешь. — Он обсасывает палочку со всех сторон. Вместе с муравьями. Глотает, жмурится от удовольствия. — Люблю кисленькое, — сообщает и отбрасывает палочку в сторону. — Это будет трудное дело, не скрою, — говорит он дальше. — Но и награда велика, согласись. Зоряна ведь не хочет идти за тебя замуж, так?
От неожиданности Самовит вздрагивает.
— Кто ты? — спрашивает он глухо, хотя уже знает ответ.
— Правильно догадался! — радостно восклицает Бафомет. — Молодец. Не зря мой выбор пал на тебя. А ведь были и другие кандидаты… Так что можешь гордиться. Ты — лучший. Кстати, кроме всего прочего, я властитель любой магии и покровитель всяческих колдунов и ведунов. Значит, и твой покровитель. Даже в первую очередь твой, потому что ты — мой избранник. Можно сказать, я твой друг. Пока ты в этом сомневаешься, понимаю. Но, поверь, не так уж много времени пройдёт, и ты убедишься, что лучшего друга, чем я, у тебя никогда не было и не будет.