Колдун из Салема
Шрифт:
Я вздохнул, закрыл глаза и попытался сбросить со своих мыслей завесу, скрывавшую от меня вот уже несколько дней суть происходящего. Что же это было — то нечто, затаившееся у меня внутри, готовое в любой момент вырваться наружу и обрушить волну насилия на все, что меня окружало?
И откуда взялась эта неожиданная антипатия к Говарду и Рольфу, а еще ощущение, что я должен с ними порвать?
Я не находил ответов на эти мучительные вопросы, хотя и чувствовал, что понимание вот-вот придет. За пределами моего сознания таилось глубоко запрятанное знание,
Тем не менее, я вновь и вновь пытался это сделать, максимально концентрируя свое внимание. В висках появилась тупая боль, и у меня возникло ощущение, что мой череп вот-вот треснет, однако я не прекращал своих попыток.
Я хотел и должен был выяснить правду. И я почувствовал, что у меня вроде бы кое-что начало получаться. На поверхности моего сознания что-то возникло — какая-то нечеткая мысль, и я пытался за нее ухватиться, чтобы понять все остальное.
Все это имело отношение к Андаре, моему отцу, а еще к Присцилле и ко мне самому, и это было…
Все закончилось.
Ниточка опять разорвалась, и я снова не смог понять то, что вот-вот уже должно было открыться мне.
Я вздохнул и попытался стряхнуть с себя страх перед тем, что таилось во мне. Было бессмысленно — да и опасно — заниматься метафизическими размышлениями. Я напряг все свои силы, чтобы ослабить давление, которое, казалось, сейчас разорвет мой череп на части.
Я вдруг вспомнил о Присциллле, об опасности, угрожавшей нам обоим, о том, что нам нужно найти друг друга. Эти мысли придали мне сил, и я сумел очнуться от оцепенения и открыть глаза.
Мне показалось, что туман надвигался на меня с какой-то злобностью и протягивал ко мне свои тонкие пальцы, словно пытаясь, как чудовище щупальцами, подтащить меня к себе.
Несмотря на влажность, у меня в горле пересохло. Я несколько раз глубоко вздохнул и медленно пошел к границе леса.
Что бы там, в лесу, меня ни ждало — оно не успокоится, пока я не приду, любая попытка ускользнуть была бы бессмысленной. Я это отчетливо понимал.
Под моими ногами шелестела мокрая листва. Я ее не видел, но даже сквозь свои грубые сапоги чувствовал упругий пружинистый ковер из листьев, покрывавший землю.
За последние минуты туман поднялся еще выше, но затем вдруг начал расступаться передо мной — медленно, нос целеустремленностью, свойственной лишь мыслящим существам.
Свет от моей лампы упал на узкую тропинку, убегающую вперед и исчезающую где-то в глубине леса, причем над самой тропинкой виднелись лишь отдельные клочья тумана, тогда как деревья по обе стороны от нее были буквально укутаны плотной белой завесой.
Я посмотрел вверх и увидел, что даже небо было скрыто туманом. Свободной оставалась лишь эта тропинка — своего рода туннель в тумане, ведущий к чему-то, ждавшему меня впереди. Это было похоже на приглашение. Более того, я воспринимал это как приказ, противиться которому было бесполезно.
Я больше не колебался. О Присциллле в тот момент я уже не думал, хотя именно мысли о ней и привели меня сюда. Вместо этого я полностью сконцентрировался на окружающей местности и попытался держать в поле зрения лес как справа, так и слева от меня, не отвлекаясь при этом от тропинки. Конечно же, мне это не очень хорошо удавалось.
Мои нервы были напряжены до предела. Шорохи вокруг меня заглушались влажным, насыщенным тысячами мельчайших водяных капелек воздухом. Но я и без шорохов чувствовал, что ко мне что-то приближается. Что-то невидимое и злобное.
И вдруг я его увидел.
Это была темная массивная тень, которую я издалека принял бы за дерево, если бы она не находилась прямо посреди тропинки. Света моей лампы не хватало для того, чтобы рассмотреть ее поподробнее. Я лишь видел, что это нечто было большим.
Достаточно большим, чтобы можно было предположить, что это — Шоггот.
Я резко остановился. Мое сердце бешено колотилось, и мне лишь с трудом удалось удержать себя от того, чтобы не повернуться и не броситься наутек. Постепенно подавив в себе страх, я впился взглядом в чудовище и сконцентрировался на предстоящей встрече с ним.
Нападение было внезапным. Меня вдруг окутало густое облако каких-то испарений, и я почувствовал терпкий запах доисторического чудовища.
Я высоко поднял руки — слишком поздно и слишком медленно — чтобы сдержать концентрированный поток жуткого гнева, заставивший меня отступить назад. Фонарь, выскочив из моих рук, описал в тумане огненную дугу и с треском ударился в землю. Карбид вспыхнул, на меня упал яркий луч света, а затем все вокруг меня погрузилось во тьму.
Я остановился как вкопанный. То, что только что нахлынуло на меня, как беснующаяся волна прибоя, не было чем-то материальным, как я подумал сначала.
Кошмарные гномы и колдуньи танцевали на тропинке, выскакивая из тумана и обескураживая меня своей пляской. Они были призрачными, но вместе с тем вполне реальными, как чертенята на картинке, вдруг чудесным образом ожившие, спрыгнувшие с картинки и приведшие этим случайных зрителей совершенно неожиданного события в полное смятение.
Маленькие потешные человечки в мохнатых шапках на рогатых головах скакали по тропинке, а иссохшие, похожие на ведьм существа отталкивали их в сторону. Все эти действия были слишком уж реальными, чтобы можно было считать их лишь плодом моего воображения. Они не были лишь порожденной туманом иллюзией, а представляли собой жуткую действительность, от которой кровь стыла в жилах.
Какое-то странное существо — полукрыса, полуженщина — указало когтистым пальцем на меня и скорчило физиономию в отвратительную гримасу. Его крысиная мордочка, хитрые и коварные глазенки, тонкое изящное туловище, размером с человека, перемещающееся на пружинистых крысиных конечностях, представляли собой весьма мерзкое зрелище. Я отступал шаг за шагом, не в силах оторвать взгляд от этого жуткого существа.
Влажная пелена тумана окутала мои ноги и поползла вверх по туловищу. Я почувствовал, что в туман погружается не только мое тело, но и мое сознание. Меня охватил панический страх, но часть моего тела — и моего сознания — осталась нетронутой серой пеленой тумана, и я неотрывно следил за трансформациями, происходящими с женщиной-крысой, почти с любопытством исследователя.