Колдун из Салема
Шрифт:
Однако с таким же успехом я мог с разбега наскакивать на каменную стену, стремясь ее повалить.
Невидимые враждебные силы отбрасывали меня назад, еще мгновение — и они уничтожат меня.
Я закричал. Мое сердце на несколько секунд остановилось, а мозги охватила судорожная боль, ввергающая меня в водоворот безумия. Невыносимое давление, казалось, вот-вот разорвет мою голову на части.
Я изо всех сил пытался сопротивляться, но это было равносильно противостоянию огонька свечи бушующему урагану. Силы, которые уже не воспринимались человеческим воображением, перемалывали
Во мне начал нарастать холодный гнев — такой яростный, какого я еще никогда не испытывал. Я стал снова и снова отчаянно бросаться вперед, уже толком не соображая, чтоя делаю и ради чего.
И вдруг все резко изменилось.
Пелена боли и оцепенения, парализующая мое сознание, исчезла. Я почувствовал, как по моему телу пробежала сильная судорога. Я продолжал сопротивляться, отчаянно превозмогая влияние сил, пытающихся меня поработить.
Через некоторое время я снова стал различать окружающее. У меня было ощущение, что я проснулся после кошмарного сна и оказался в не менее ужасной действительности.
Прямо перед собой я увидел Сина. Он держал Присциллу за горло, пытаясь ее задушить. Присцилла все еще сжимала в руке кинжал, но было понятно, что она его вот-вот уронит.
— Присцилла! — крикнул я.
Страх за нее заставил меня позабыть о моем состоянии. Хотя она и натравила на меня Эйкорна, я знал, что она в этом не виновата. В любом случае, я не мог допустить, чтобы Син ее задушил.
Я одним прыжком оказался возле них, схватил Сина за плечи и попытался оттащить его от Присциллы.
Он отпустил ее и с вызывающей неторопливостью повернулся ко мне. В его налитые кровью глаза было жутко смотреть. Слова, которые я уже собирался ему сказать, буквально застряли у меня в горле: я вдруг осознал, что он был именно тем, кого все это время боялась Присцилла. Он не был Андарой, но, тем не менее, был как-то связан с ним.
Син внезапно ударил меня с такой силой, что я отлетел к стене.
Затем Син бросился на меня, как разъяренный медведь. Мне оставалось разве что спасаться бегством: этот силач был мне явно не по зубам, к тому же я потерял револьвер.
Я сумел все же уклониться от очередного удара Сина, отскочив в сторону.
— Присцилла! — крикнул я. — Беги! Спасайся…
Сильный удар отбросил меня назад. Затем Син схватил меня за плечи и повалил на пол.
Я упал, больно ударившись спиной. Надо мной нависла мощная фигура Сина, и я увидел его кровожадные глаза. Я отчаянно рванулся в сторону, благодаря чему сумел избежать удара ногой. Однако было очевидно, что в этой неравной схватке мне долго не выстоять.
Краем глаза я заметил, что Присцилла все еще стоит у алтаря. Мне вдруг пришло в голову, что она, воспользовавшись нашей с Сином борьбой, может завершить обряд жертвоприношения. У меня не было никаких сомнений в том, что смерть бедной женщины повлечет за собой просто ужасные события.
Я перехватил следующий удар Сина, но мне волей-неволей приходилось постепенно отступать. Отчаянно рванувшись вправо, я с силой ударил его в бок. Мое запястье пронзила острая боль. Син пошатнулся и охнул, но это было все, чего мне удалось добиться.
Гневно рявкнув, он снова бросился на меня. Мощный удар кулаком опять отбросил меня назад. Следующий удар пришелся мне в живот и был таким сильным, что у меня от боли потемнело в глазах, а затем все застлала кровавая пелена. К горлу подступила тошнота, и — хуже того — я почувствовал, что не могу дышать.
В этот момент в комнате раздался выстрел. Син схватился за грудь, изумленно посмотрел на сочащуюся у него между пальцев кровь и медленно опустился на колени.
Я с трудом сделал вдох, прижал руку к животу и посмотрел в сторону двери.
В дверном проеме стоял мужчина лет шестидесяти. Он был в пальто, небрежно наброшенном поверх ночной рубашки, а в руках он держал охотничье ружье, из ствола которого вился дымок.
— Грэй! — воскликнул я.
Я осторожно опустился на колени возле Присциллы и коснулся ее руки. Она все еще сжимала в ладони кинжал, но воспользоваться им ей уже не было суждено. Сразу после того, как Грэй застрелил беснующегося Сина, она упала в обморок и до сих пор была без сознания.
— Заберите у нее кинжал, — сказал мужчина, которого я до сего дня знал как господина Грэя.
Я весьма удивился, узнав, что Грэй и Балтимор — один и тот же человек. Он, впрочем, даже не удосужился объяснить мне, почему при нашей первой встрече назвался вымышленным именем.
Впрочем, в этом не было необходимости. Я и сам догадался. Наши могущественные враги постоянно прибегали ко всевозможным уловкам. Если мы — те немногие люди, которые были посвящены в тайны белой магии, — хотели выжить в этой борьбе, нам просто необходимо было соблюдать меры предосторожности.
— Делай, что он говорит, — пробормотал Говард.
Он был бледным и изнуренным и, похоже, никак не мог понять, откуда здесь взялся Син и какова вообще его роль во всех этих событиях.
Я погладил руку Присциллы. Она вздрогнула от моего прикосновения, но ее лицо по-прежнему было серым и осунувшимся.
— Не беспокойтесь, юноша, — сказал Грэй, он же Балтимор. — Она скоро придет в себя.
Я хотел спросить, откуда у него такая уверенность, но затем передумал и лишь слегка кивнул. Осторожно разогнув пальцы Присциллы, я забрал у нее кинжал. Он был теплым — теплее, чем рука Присциллы, и мне даже показалось, что он пытается освободиться от моей хватки. Я изо всех сил сжал его в руке и поднялся на ноги.
— Брось его на пол! — поспешно сказал Грэй.
Я пожал плечами и повиновался. В том месте, где кинжал коснулся пола, вспыхнула короткая ослепительная молния, и кинжал исчез.
— Этого… этого не может быть, — вырвалось у меня.
— Ну, вот как раз это тебелучше знать, — холодно сказал Грэй.
Он бросил задумчивый взгляд на женскую фигуру, распростертую у моих ног.
— Мне придется более интенсивно заниматься Присциллой, — сказал он.