Колдун из Салема
Шрифт:
— Нет, ничего не переменится, — возразила Присцилла. — Лейман никогда не был заводилой. Думаю, он, наоборот, все это время пытался сдерживать Донхилла. Теперь, когда его уже больше нет, Донхилл превратится в настоящего монстра. В поселке нет никого, кто отважился бы ему противостоять.
— Не думаю, что этого вашего мистера Донхилла не берут пули, — гневно сказал Баннерманн. — Если он и впрямь сущий дьявол, как вы его описываете, мисс, то…
Присцилла прервала
— Неужели вы думаете, что никому в голову еще не приходила эта мысль, капитан? — спросила она. — Донхилла нельзя убить. После смерти Леймана он — единственный, кто еще может как-то сдерживать чудовище. Если он умрет, оно уничтожит весь городок. Поэтому все в Голдспи будут защищать его жизнь, даже если они всей душой его ненавидят.
— А вы? — спросил я тихо.
Присцилла бросила на меня серьезный взгляд.
— Я? — она вздохнула. — Я местным людям ничем не обязана. Вы сами видели, как они со мной обращаются.
— Кто-то из них вас ударил!
Присцилла фыркнула:
— Если бы только это. Я живу здесь уже четырнадцать лет, и последние четыре года были просто адом.
Она встала и обвела жестом всю комнату.
— Знаете, кто построил эту тайную комнату? — спросила она. — Лейман. А знаете, для чего?
— Нет.
Присцилла злорадно рассмеялась:
— Угадайте, Крэйвен.
— Понятия не имею, — сказал я, хотя это была неправда.
Я уже догадался, на что намекала Присцилла. Но подобное предположение меня просто поразило.
— Я была его любовницей, — сказала она. — Не по собственной воле, но это его мало волновало. Последние четыре года он приходил сюда почти каждую ночь. Он… он убил бы меня, если бы я не подчинилась.
Баннерманн кашлянул.
— Он вас…
— Он сделал меня шлюхой — именно так, капитан, — произнесла Присцилла ожесточенно. — Да. Целых четыре года он использовал меня так, как ему хотелось. Он был настоящим животным, капитан. Грязное, грубое животное. Вы меня, теперь, наверное, презираете, но…
— Никто вас не презирает, Присцилла, — вмешался я. — Но Лейман уже мертв, не забывайте этого.
— Что это меняет? — Присцилла вскочила. — Донхилл и впредь будет убивать, и теперь, когда Леймана уже нет, он попытается занять его место. Он давно уже на меня глаз положил. Ничего не изменится. Наоборот, все станет еще хуже.
Мы с Баннерманном некоторое время молчали. Наконец Баннерманн спросил:
— Так у вас нет никого, кто мог бы о вас позаботиться?
Присцилла отрицательно покачала головой.
— Моя мать умерла, когда мне был всего год от роду, — сказала она. — А моего отца они убили четыре года назад.
— Донхилл?
— Нет, Лейман, — ответила Присцилла. — Он ему мешал, и однажды, в полнолуние, когда чисто случайно в городе не оказалось ни одного приезжего, моего отца принесли в жертву чудовищу. Нет, капитан, я абсолютно ничем не обязана этому городишке, да и людям, которые в нем живут. Я хочу уехать отсюда. Вы возьмете меня с собой?
— Ну конечно же! — поспешно ответил Баннерманн. — И обещаю вам, что мы покончим со всем этим кошмаром.
Присцилла, по-видимому, предпочла ничего на это не отвечать. Она лишь улыбнулась, подошла к стоявшему в комнате сундуку и достала из него кувшин и три простеньких глиняных кружки.
— Выпейте, — сказала она. — Ничего не могу предложить вам поесть, но, быть может, хороший херес поможет вам восстановить силы.
Я с благодарностью взял кружку, которую она мне протянула, отпил из нее и откинулся на спинку кресла.
— А куда вы направитесь, когда мы выберемся отсюда?
Присцилла пожала плечами.
— Куда-нибудь, — сказала она. — Быть может, в Лондон. У меня есть немного денег, их должно хватить на то время, пока я буду искать работу. Как бы все не обернулось, все равно там мне будет лучше, чем здесь.
— А как быть… с моими матросами? — спросил Баннерманн. — Мы договорились с наступлением темноты встретиться на берегу моря.
Присцилла решительно покачала головой:
— Из этого ничего не выйдет, капитан. Именно там нас и будут искать в первую очередь.
— Надеюсь, вы не думаете, что я покину это место, бросив своих людей? — спросил Баннерманн резко. — Я несу за них ответственность, мое милое дитя.
— Они ведь взрослые мужики, да? — спокойно возразила Присцилла. — Если вы пойдете к морю, капитан, вы погибнете еще до восхода солнца. Донхилл не успокоится, пока всех не поймает. Он не может позволить улизнуть даже одному свидетелю.
Баннерманн смотрел на нее в упор, но ничего не говорил. Он, похоже, осознавал, что Присцилла права. Но ему все равно было не по себе.
— Мы вернемся сюда так скоро, как только сможем, — сказал я. — С сотней полицейских, капитан. Не переживайте.
— И что мы здесь обнаружим? Три трупа?
— До полнолуния еще двадцать дней, капитан, — сказала Присцилла. — А Донхилл…
— Тихо!
Баннерманн прервал ее резким движением, выпрямился и уставился на стенку шкафа. Присцилла, замолчав, нахмурилась и чуть привстала, но вдруг застыла, не закончив движение.