Колдунья из Треугольного переулка

Гравицкая Нина

– Я тебя утешу, Яков, это не самое худшее место, куда можно дойти, – усмехнулся Аркадий Константинович. – И совсем не то, что ты думаешь.

– А что ж тут думать, – сердито ответил фельдшер, – я что, не знаю кто такие банкиры? Менялы, которые толкутся на углу Дерибасовской и Ришельевской, расставляют свои скамейки прямо на тротуаре и меняют иностранные деньги на рубли.

– Так это когда было, Яков, – рассмеялся Капилло, сейчас менялы с банкирами не имеют ничего общего.

– Как это не имеют, когда имеют, – возмутился Яков, я прекрасно помню, да и само слово банк [11] означает по-итальянски скамейка.

11

Банк – от итальянского слова banco, что означает скамья, лавка, стол, на которых менялы раскладывали монеты. От этого произошли не только слова банкир и банкнота, но и банкрот, первоначальный смысл которого состоял в разбитии стола менялы недовольным клиентом.

– Уважаемый доктор, – обратился к нему Гурович, – вы своего фельдшера взаперти, что ли держите? Впечатление такое, что он в городе сто лет не был.

– Никто меня нигде не держит, – обиделся Натанзон, – что я в вашем городе не видел, я сам не хочу никуда ходить, у меня и в больнице дел пруд пруди.

– Я тебе скажу больше, брат, – усмехнувшись, поддержал смущённого фельдшера Гурович, банкиров тоже пруд пруди, – ведь Одесса один из главных банковских центров юга Российской империи, куда от них денешься.

– А все благодаря хлебному экспорту, – заметил доктор, – сколько людей на нем состояние себе сделали!

– И ваш слуга в том числе, – вставил, улыбаясь Гурович.

– Аз-ох-н-вей! – недовольно покачал головой Яков Натанзон. Все замолчали, каждый погрузился в свои думы. Анна сидела, прижавшись к отцу, не вслушиваясь в общий разговор, все её мысли были заняты дочкой.

– А ваш Рено – бывший голодранец, – после непродолжительного молчания упрямо заявил Яков Натанзон. – Приехал в Одессу без гроша в кармане, и быстренько набил здесь свои карманы.

– У тебя неверные сведения, мой друг, – возразил доктор Капилло. – Жан Пьер Рено, или как он себя называет, Иван Петрович, прибыл в Одессу весьма и весьма обеспеченным человеком, поскольку перед своим отъездом продал компаньону свою долю в совместном парфюмерном деле за 50 000 рублей ассигнациями, а это, – уважительно добавил он, – астрономическая сумма. На эти деньги Рено и попытался возродить у нас в Одессе старое парфюмерное дело.

– И что, – свистнул фельдшер, – прогорел? Как говорится, фью его денежки! – злорадно усмехнулся он, – в Одессе люди, поди, не дураки.

– Да, это дело у него не пошло, – согласился Аркадий Константинович, – но на то была веская, не зависящая от него причина. – И какая же это? – иронично прищурился Яков.

– Порто-франко, – коротко ответил доктор. – После того, как Ришелье выхлопотал для нас у императора Александра I статус беспошлинного города, колониальные товары заполнили прилавки всех городских магазинов, в том числе и дешевая кельнская вода [12] . Что против неё духи Рено? Яков многозначительно хмыкнул.

12

Принято считать, что одеколон увидел свет в 1709 году. Его создателем стал итальянец Джованни Мария Фарина, живший тогда в немецком городе Кёльн. Его дядя предложил на продажу ароматную воду, представлявшую собой спиртовой раствор на основе лаванды, бергамота и розмарина. Фарине рецепт показался слишком простым и невыразительным, поэтому он усовершенствовал его, добавив туда масла цитрусовых растений, кедра и нероли. Получившийся аромат напомнил парфюмеру запах утренней свежести после дождя на его родине в Италии и он назвал его «Кёльнская вода» (Kolnischwasser).

– А ты не смейся, Яков, – одернул его доктор Капилло, – Рено человек очень практичного склада ума, он быстро переориентировался и занялся куплей-продажей недвижимости. Он приобрел не только дом Волконского, но и несколько соседних участков земли и, кстати, дом Ланжерона, – кивнул он в окно на двухэтажный с портиком дом, мимо которого они как раз проезжали, – тоже его. Наш Дюк, недаром он премьер-министр Франции, ходатайствовал перед королем Людовиком XVIII о баронском титуле для Рено, и что вы думаете? – Дали!

– Ну и что? – презрительно сощурился фельдшер. – Что нам Людовик со своим французским баронским титулом? Наш-то государь кукиш ему показал вместо баронства!

– Здесь ты, Яков, прав, – вынужденно согласился доктор Капилло, – российского титула барон Рено так и не дождался, зато за сорок пять лет пребывания в Одессе сумел в несколько раз увеличить свои активы, а это кое-что значит.

– Да ну его, – сердито махнул рукой в сердцах Яков Натанзон, – не стоит этот проходимец наших разговоров.

Подъехав к дому Картамышевых, все высадились и, зайдя во двор, поднялись оттуда через галерею на второй этаж, где размещалась квартира учителя Александра Васильевича Картамышева.

Им открыла горничная, которая при виде многочисленных гостей всплеснула руками и в панике помчалась докладывать хозяевам. Первым встречать гостей выбежал Сережа Картамышев. Увидев Володю Гурьева, он обрадовано помахал приятелю рукой и, учтиво поздоровавшись с гостями, с любопытством уставился на незнакомых людей. Он уже неделю болел, сидя безвылазно в доме, поэтому чрезвычайно был рад гостям. У господина учителя был выходной, и супруги Картамышевы тоже были дома. При виде нежданных гостей они, как и подобает воспитанным людям, ничем не выказали своего удивления, однако некоторое замешательство на их лицах все же присутствовало, ведь неожиданный визит был нарушением принятого этикета и мог быть вызван лишь чрезвычайными обстоятельствами.

– Что-то случилось, Аркадий Константинович? – осторожно спросили они у доктора. Их открытые и доброжелательные лица выражали сочувствие и тревогу.

Вперед вышел доктор Капилло.

– Разрешите представить вам, любезные Александр Васильевич и Наталья Дмитриевна, господина Гуровича и служащих нашей больницы Якова Натанзона и Анну.

– И Анну Гурович, – поправил банкир, с любопытством разглядывая хозяев, которые еще не знали, что на самом деле встречают своих ближайших родственников. При имени Гуровича, хозяева дома ещё больше смутились, так как личность банкира в Одессе была у всех на слуху, и присутствие такого видного гостя в их скромном доме привело супругов в крайнее замешательство. Сережа за спиной родителей тщетно делал призывные жесты своему товарищу, приглашая его поиграть, но тот только отрицательно качал головой. Всегда холодный и равнодушный, Володя заметно нервничал и ни на шаг не отходил от Анны.

– Уважаемый Аркадий Константинович, – зардевшись, сказала приветливо Наталья Дмитриевна, – пока нам приготовят чай, пригласите ваших друзей пройти в нашу библиотеку. Все послушно последовали вслед за гостеприимной хозяйкой, пропустив вперед Анну. Взгляд молодой женщины остановился на портрете, который висел на противоположной стене от входа и замер.

– Ах! – тихо вскрикнула она и пошатнулась. Доктор стремглав бросился к ней и едва успел подхватить Анну на руки.