Колдунья из Треугольного переулка
Шрифт:
Во Дворце Знаний их учили пользоваться не только физической, но и психической силой, благодаря которой человек обретает поразительные, поистине фантастические возможности. [1]
– Вы можете добиваться невероятных результатов за счёт своих эмоций и мыслеобразов, – убеждал их Учитель, – потому что каждая ваша мысль и каждое чувство – энергетичны, это и есть психическая энергия, излучаемая в пространство человеческим сознанием. Запомните: воображение и самовнушение – вот ваши основные инструменты для управления психической энергией!
1
Такие возможности иногда появляются и у обычных людей в моменты чрезвычайного эмоционального и нервного напряжения. В экстремальной
И Маня представила себе, что вместо полного ведра с провисшей на нём Джульеттой она поднимает наверх маленькое ведерко, лёгкое, как пёрышко.
– И-раз, – командовала она себе при этом, – и-два! И вот уже над колодцем показалась растерянная морда Джульетты Второй, на которой было написано истинно человеческое страдание. Ещё до конца не веря своему счастью, несчастная собака буквально вывалилась на землю.
При виде её Марыська зашипела и прогнула тощую спину. Она не знала, что ей следует предпринять: дать дёру на крышу или принять неравный бой. «Это мой двор, и моя территория, – возмущённо подумала она, – почему я должна уйти?» И Марыська решительно подняла хвост в боевую стойку. Непрошеная гостья не оставила без внимания боевые намерения отважной кошки и, отряхнувшись, послала той в ответ обворожительную улыбку, которую люди приняли бы за угрожающий оскал, но животные гораздо лучше понимают друг друга, чем люди, поэтому Марыська сразу успокоилась и уселась неподалёку, чтобы иметь возможность следить за дальнейшим развитием необычайных событий. «Что ни говори, а жизнь может быть очень интересной» подумала она.
– Ну, что, Джулька? – восторженно воскликнула Маня, обнимая свою подругу. – Мы сделали это, мы вернулись! Ты рада? Но Джулька лишь уныло опустила уши.
– Чему радоваться? – было написано на её унылом собачьем лице. Всё вокруг, даже сам воздух был здесь для неё чужим. Она чувствовала, что это совсем иной мир, чем тот, где она выросла и родилась, и её сердце сжималось от плохого предчувствия. Опустив голову, Маня бросила взгляд на свои голые ноги: идти по городу в таком виде было верхом неприличия, и она быстро пробежала взглядом по галерее. Ага, вот то, что ей нужно!
Возле крайней двери на верёвке сушилось чьё-то бельё, и девочка стремительно взлетела по лестнице на второй этаж. Женской одежды здесь, увы, не оказалось, так что пришлось довольствоваться тем, что было. Среди белья она выбрала мальчуковые штаны и рубашку с длинными рукавами. Снизу за её действиями пристально наблюдала Марыська.
– Я всё верну, – пообещала ей Маня, стремительно напяливая на себя рубашку, – я обязательно все верну. Одежда была на неё слегка великовата, поэтому она закатала на себе обе штанины и рукава, а волосы спрятала под воротник. – Ну, хоть так, – одобрительно заметила она, спускаясь вниз и, бросив последний взгляд на сонные окна, бодро скомандовала:
– Вперед, Джульетта Вторая, теперь только вперед! Дом по-прежнему спал, и когда они покидали двор, ни одна занавеска не дрогнула и ни одно окно не открылось.
Выйдя на улицу, девочка тут же остановилась в крайнем изумлении: местность вокруг ей была совершенно не знакома! Она разительно отличалась от того, что было здесь прежде: пустыри исчезли, а на их месте стояли двух и даже трёхэтажные красивые дома, а рядом с ними росли заботливо обкопанные молодые деревца. С недоумением Маня уставилась на булыжник [2] под своими ногами, ведь перед ее перемещением в Неведомый мир камнем были вымощены всего лишь два спуска к морю: Херсонский и Карантинный, для чего из-за границы тогда выписали гранит по большой цене. Остальные улицы в городе в ненастную погоду превращались в непроходимую местность из воды и грязи, и для того, чтобы повозки и экипажи могли в дождь проехать, вдоль них выкапывали канавы для стока воды. Правда, очень быстро экипажи своими колесами разрушали эти канавы, и дороги снова превращались в непроходимое болото. Со временем стали пробовать выкладывать улицы щебнем из местного известняка, но он оказался совершенно непригодным для мостовых, поскольку быстро крошился и превращался в пыль. «Может, вся эта красота, – озадаченно подумала Маня, – только последствия перемещения и мне всё это кажется? И ничего этого, на самом деле, нет?»
2
За время отсутствия Мани Одессу стали мостить камнем из везувийской лавы. Камень привозили из Неаполя как балласт для пустых кораблей, которые везли за море зерно. Он был прочный, тяжелый и практически не стираемый. * «Шляхтичи строили свои амбары в классическом стиле и внешне выглядели очень красиво. Сложно было представить, что за этими стенами хранится зерно. Даже их дома выглядели по сравнению с ними немного невзрачно» Олег Губарь.
Она даже протерла глаза, но нет, ничего не исчезло, и они с Джулькой в полной растерянности медленно продолжили свой путь. Улица, где жила семья учителя Картамышева, называлась Польской.
Начиналась она от приморского обрыва, и затем переходила в улицу Дерибасовскую. Свое название улица получила не случайно: в первой половине XIX века польские шляхтичи строили здесь хлебные амбары, в которых хранилось зерно для дальнейшей транспортировки в Средиземноморские страны**. Когда некоторое время спустя хранить зерно в центре города стало нецелесообразно, амбары превратились в доходные дома, но название за улицей сохранилось, и она так и осталась Польской.
– А если я попала в другую реальность? – всполошилась Маня. – Может, это вовсе не моя Одесса, а какая-то другая, где нет ни мамы, ни Лёнчика? – с тревогой думала она. – Но с другой стороны, колодец, из которого она только что выбралась, находился, вне всякого сомнения, именно во дворе Картамышевых, ведь она хорошо его помнила!
– Не буду больше гадать, – решила девочка, – вот добегу сейчас до того места, где должен находиться театр, и тогда точно буду знать, Одесса это или не Одесса. И, не отвлекаясь больше на встречающиеся ей по пути незнакомые постройки, Маня стремительно рванула вперёд.
Однако на углу Ришельевской и Ланжероновской при виде незнакомого двухэтажного здания напротив она вновь застыла, как вкопанная, и растерянно прошептала:
– Неужели это действительно другая реальность? Ведь она прекрасно помнила, что раньше на этом месте находился скромный домик из четырех комнат, где жил герцог Ришелье, губернатор Одессы вплоть до своего отъезда [3] .
– Значит, это все-таки не моя Одесса?! – в отчаянии воскликнула Маня, но переведя взгляд вправо, увидела театр и с облегчением вздохнула: театр стоял на прежнем месте, ничуть не изменившись с тех пор, как она видела его в последний раз. При виде изящных колонн и портиков, которые она часто вспоминала в другом мире, ее сердце наполнилось теплом, а сомнения тут же рассеялись. Это ее Одесса! Она дома! Однако оглядевшись, она поняла, что прежним остался разве что театр, а сама Театральная площадь разительно переменилась. Справа от театра, если стоять к нему лицом, вдоль всей улицы вплоть до Дерибасовской, как грибы, выросли многочисленные постройки**, из которых ей было знакомо только одно здание: резиденция графа Ланжерона, который сменил герцога Ришелье на посту губернатора Одессы. Это был двухэтажный дом с портиком и четырьмя колоннами, построенный на месте дома Волконского***, одного из первых зданий, появившихся в Одессе.
3
Обветшалый особнячок Дюка снесли в 1826 году, а на его месте построили вначале двухэтажный дом для тогдашнего градоначальника Богдановского, но поскольку ему дом показался слишком сырым, его сдали в аренду ресторатору Цезарю Отону, а тот устроил там фешенебельную гостиницу, которую назвал «Ришельевской». Его проект разрабатывался А. Мельниковым (автором памятника Дюку Ришелье в Одессе и Минину и Пожарскому в Москве), а руководил строительством архитектор Ф. К. Боффо.
* По сегодняшним меркам Жан Рено выстроил в Одессе тогда первый бизнес-центр. Здесь было все необходимое для торговцев-купцов и иностранных коммерсантов. В клубной зале происходили биржевые собрания, при гостинице была ресторация, а в большой парадной зале устраивались губернаторские балы. Здесь в красивой овальной зале принимали в 1816 году будущего императора Николая І, а в 1818 году императора Александра І.
*** Григорий Семёнович Волконский – герой двух русско-турецких войн. За героизм и заслуги перед Отечеством он первым в армии Суворова получил надел на жилой дом на Военном форштадте, это нынешний квартал возле Оперного театра между Дерибасовской и Ланжероновской. Одесса к тому времени уже была названа Одессой и получила статус города, а Григорий Волконский навсегда вошёл в историю, как её первый официальный житель. Поэтому его в шутку называют первым одесситом.
Разглядывая его, Маня вспомнила слова Королевы о том, человек по имени Ланжерон должен что-то знать о ее отце, и подумала, что в ближайшее время она должна обязательно встретиться с губернатором.
Джульетта со страхом оглядывалась вокруг. Как отличалось то, что она видела, от ее родных мест! «Куда я попала?!» с ужасом спрашивала себя несчастная собака.
– Не бойся, девочка, все будет хорошо, вот увидишь, – почувствовав ее волнение, ласково обратилась к ней Маня, и преданная собака послушно поплелась вслед за своей хозяйкой.
Постепенно убыстряя шаг, Маня перешла на бег. Её движения, чёткие и размеренные постепенно становились все стремительнее, и вскоре ускорение достигло такой степени, что редкие прохожие с удивлением оглядывались на едва различимый силуэт, стремительно летящий над мостовой подобно комете. Корпус девочки был наклонен вперед, и со стороны казалось, что ее ноги не касаются земли: так ее учили бегать в мире, в котором она провела много лет.
– Когда вы стоите прямо, – будто наяву слышала она слова учителя, – то сила гравитации давит на ваше тело вдоль центральной линии. Но стоит вам только наклонить его, как центр тяжести сместится вперед относительно точки контакта с землей, и тогда гравитация сама будет толкать вас вперед вдоль горизонтальной линии.