Колдунья
Шрифт:
Я бросилась к нему. Схватила его за руки и спросила:
— Почему вы нас убиваете? Что это? Говори!
Он тряс головой, бормотал:
— Там мертвый человек… его лицо…
— Скажи мне! — закричала я.
У него текли сопли, он рыдал, бормоча:
— Был приказ…
— Убивать?
Он кивнул.
— Убить кого?
— Предводителя клана, — его глаза закрылись, — всех их, но особенно предводителя. Его сыновей…
Я отпустила его. Отступила назад, спросив очень тихо:
— Почему?
Он всхлипнул. Открыл маленький розовый рот и сказал:
— Клятву
И прижал лицо к коленям, как ребенок, и я оставила его, потому что он не убивал. Он был так же напуган, как и я.
Я чувствовала ненависть. Я ненавидела то, как снег плавится от жара горящих домов, обнажая траву и старый папоротник. Я ненавидела пожар, бушевавший в Ахнаконе, когда я подошла к нему, и языки пламени были столь лютыми, что я не могла находиться рядом с ними и бежала дальше, подняв руку, чтобы защитить лицо. Искры летели на землю вместе со снегом. На меня сыпался пепел. Раздался мужской голос. Я услышала, как он сказал:
— Вон! Та женщина!
Кто-то попытался схватить меня. Прозвучал мушкетный выстрел. Я услышала бах, почувствовала быстрое движение воздуха, когда пуля прошла мимо, чиркнув по корсажу, ощутила запах пороха. Позже я обнаружу черную полоску и немного крови на боку, там, где пуля коснулась меня.
Я взвизгнула от боли.
Но не остановилась. Мне нужно было добраться до Карноха — спасти того, кого еще можно, предупредить тех, кто остался. Аласдер должен был предостеречь людей, но удалось ли ему это? «Может, Карнох еще не в огне». Так что я оставила Ахнакон — но, убегая, бросила взгляд в сторону отхожего места. И увидела тень. Темный силуэт в виде звезды. Я закричала: «Нет…» — скатилась туда и вытащила человека. Ранальд-волынщик, который однажды собирал со мной ежевику. Почти мертвый. Рассеченный ударом лезвия по шее, так что голова казалась шляпой, приподнятой для приветствия.
Меня вырвало в выгребную яму.
Потом вырвало еще раз, пока я тащила все, что осталось от Ранальда, прочь отсюда, потому что выгребная яма — не самое подходящее место, чтобы умереть.
Я закрыла ему глаза и приладила голову на место. Я постаралась, чтобы он выглядел пристойно.
«Сохрани его. В ином мире. Дай ему место, которого он заслуживает».
— Там! Там! — раздалась английская речь.
Я повернулась и увидела солдат, тычущих в меня пальцем и кричащих:
— Там! Она!
Я узнала одного. Это был тот человек с облаком волос и с глазами-пуговицами, что рыдал в канаве, говоря о призраках, и я тогда так сильно жалела его, проходя мимо. А теперь? Я не чувствовала жалости. Я ощутила такую ненависть к нему, такое отчаянье, что закричала:
— Как вы могли совершить такое?! Они приютили вас в своих домах! Как вы могли?!
Он услышал меня. Я поняла это по его лицу и по тому, как он опустил руку, которой показывал на меня. Другой солдат сказал:
— Вон она! Взять ее!
И мне пришлось снова убегать.
Я перепрыгнула через тело женщины, убитой из мушкета.
В снегу валялась рука. Просто рука, сама по себе.
Я мчалась в Инверригэн. К дому в лесах, у изгиба Кое, где я однажды вылечила зубную боль, где была собака, которая,
— Ведьма…
Когда я добралась до Инверригэна, было слишком поздно и уже никому нельзя было помочь.
Дом не горел. Он стоял там же, где всегда, — но позади него, на снегу, я увидела всех его обитателей. Связанные, они лежали в линию. Плечом к плечу, на спине. Все были мертвы. Последним лежал ребенок — лопоухий мальчишка, который искал со мной медовые соты.
Я зарыдала. Ноги подкашивались от слабости, я вытирала нос рукой. Почему они не ушли на юг? Почему не спаслись бегством? Почему не послушались Аласдера, ведь он должен был предупредить их. Он должен был убедить их бежать… Я взвыла как собака, глаза застилали едкие слезы. Аласдер сказал: «Я предупрежу их». А теперь они связаны и мертвы — даже мальчик. Я смотрела на его мертвое лицо и вспоминала, каким оно было прежде — смеющееся, с испачканным медом подбородком.
«Ты уже ничем не поможешь им, — подумала я. — Карнох. Беги туда. Спаси их».
Я повернулась. Но кто-то вцепился мне в руку. Я расцарапала и ударила его. И вдруг услышала:
— Корраг! Корраг! Это я.
Это был Иэн. Его глаза были дикими, а волосы серыми от пепла. Щеку усыпали кровавые крапинки, словно кто-то погиб рядом с ним. Он взял меня за плечи и сказал:
— Беги! Не нужно оставаться здесь. Они убивают всех — женщины и дети погибают.
Я пыталась произнести хоть слово.
— Беги! — крикнул он.
Потом бросил взгляд за мою спину, туда, где было прервано девять жизней. Я видела, как его глаза округлились. Он был так печален, когда смотрел на тела и шептал:
— Уноси ноги, сассенах.
— Почему вы еще здесь? — спросила я. — Почему? Я же говорила с Аласдером! Он сказал, что предупредит всех!
— Он так и сделал. Предупредил. Но не все послушали его.
Я навалилась на стену дома, зарыдала: «Почему его не послушали? Почему?»
— Ты тоже должен бежать, — сказала я. — Они пришли за тобой и твоим отцом, — солдат сказал так. Отправляйся на побережье. В Аппин.
— Мы уходим туда сейчас. Пойдем с нами.
— Нет.
— Они убьют тебя, Корраг. Они убивают каждую живую душу…
— Я должна спасти того, кого еще можно, Иэн. Может, кто-то еще прячется или ранен. Я должна спасти их…
— Корраг! Их тут шесть десятков! С мушкетами и клинками, а что есть у тебя? Твое сердце? Глаза?
Я покачала головой:
— Иэн, ты скажешь Аласдеру? Что я осталась? Скажи ему, что я осталась, что он должен спасти свою семью и спастись сам. Если я не переживу эту ночь, ты скажешь ему?