Колен Лантье
Шрифт:
– Тысяча чертей! – загремел Толстяк. – Я беру эту заботу на себя. И никто не осмелится поднять на тебя руку, парижанин!
Душистые травы, пестревшие васильками, доходили Колену до пояса. Речка весело бежала по полям, и множество разноцветных насекомых кишело на её берегах. В другое время Колен был бы восхищён чудесами этого маленького царства, жители которого резвились и порхали над тростниками, заострёнными, как наконечники пик.
Стена тополей скрывала деревушку, но белоснежный замок на скале, нависшей на сто футов над рекой, горделиво поднимал высокие башни над кронами окружавших его вековых дубов.
Прежде чем выйти на ухабистую дорогу, ведущую в селение, Колен оглянулся.
Вернель, прячась в кустах, ободряюще помахал ему рукой.
С десяток лачуг сгрудились внизу, под замком. Можно было подумать, что они так тесно прижались друг к другу, чтобы прикрыть свою нищету. Сеньор Мелло славился своей скаредностью и сутяжничал с вилланами в равной мере из-за зерна и соломы, яйца и яблока. Он одевал жену в домотканые платья, кормил слуг коржами из тёмной муки и поил только водой.
На лугу старый крестьянин сгонял в стадо овец. Юный разведчик спрыгнул с невысокого откоса. «Восставшие вилланы, должно быть, скрываются в лесу», – подумал он.
– Эй, дедушка! – громко закричал Колен.
Тот обернулся, дружелюбно кивнул мальчику, но вдруг испуганно замахал руками.
– Клянусь святым Михаилом, он одержимый! – вполголоса произнёс Колен. – Послушай-ка, дед!
Пастух хотел что-то сказать, но он так растерялся, что мог пробормотать лишь несколько бессвязных слов и пустился наутёк, бросив своих овец.
Едва Колен успел подумать о возможной опасности, как он был окружён вооружёнными всадниками. Болотистая, губчатая почва равнины заглушила топот коней. Бежать было поздно.
– Скажи-ка, красавчик, что ты делал в лесу?
Колен вздрогнул: он где-то уже слышал этот голос.
Двое всадников приставили к его груди копья. Сквозь плотную ткань камзола Колен почувствовал холод железных наконечников. Внезапно он всё вспомнил, и сердце его тревожно забилось.
– Капитан спрашивает тебя! – прокартавил один из солдат, тесня мальчика конём.
– Ну, любезный, – продолжал насмешливый голос, – уж не был ли ты с теми вилланами, что вчера сожгли замок Крамуази? Эй, Пикар, подтолкни ко мне поближе этого юнца, чтобы я мог лучше рассмотреть его прелестное личико.
Всадник, пользуясь древком пики, старательно выполнил приказание.
Готье Маллере удивлённо вскрикнул: он узнал сына живописца вывесок.
– Охрани меня святой Дени, я могу лопнуть от счастья! Само небо отдаёт тебя в мои руки, змеёныш! Палачи в Шатле заставили меня петь невесёлые песни по твоей милости, любезный Колен! Теперь и ты запоёшь. Эй вы, свяжите-ка его покрепче, этот еретик, этот выродок проткнул меня стрелой в церкви Святого Северина. До сих пор в дождливую погоду у меня ноет рана.
– Очень жаль, что я не проткнул тебя немного ниже, Маллере!
Колен с вызовом бросил ему эти слова.
Капитан лучников в остервенении дал шпоры коню, но мальчик не отступил ни на шаг.
– Замолчи, негодяй!
Железной перчаткой Готье ударил его по лицу. Колен потерял сознание и свалился навзничь в траву. У него закатились глаза.
– Пикар, перекинь этого волчонка к себе через седло! Нам нужно спешить к мессиру Мелло.
Они не заметили, что на краю луга зашевелились кусты.
Толстяк Вернель тяжело вздохнул и опустил лук.
– До следующего раза, чёртов кум, за мной уж не пропадёт, слово Вернеля!
Он мог бы убить одного из всадников, но замок был недалеко и остальные успели бы скрыться, увезя с собой мальчика.
Расстроенный до глубины души, Вернель поторопился в лес. Следовало как можно скорее известить о случившемся Одри.
– Маллере! Колен назвал его Маллере. Он кричал так громко, чтобы предупредить меня. Ах, пусть я сотру в кровь колени и сорву ногти на руках, но я вызволю его из темницы.
И он погрозил кулаком замку, в ворота которого как раз въезжал отряд Маллере со своим пленником.
Глава семнадцатая
Восстание крестьян разрасталось в трёх провинциях.
Ласковое солнце освещало первые дни июня. От зари до зари в синее небо взлетали тысячи жаворонков. Во все времена пахарь считал жаворонка птицей, приносящей счастье, и поэтому многочисленные отряды Жаков, бродившие по Бовези, не сомневались в исходе поднятой ими гигантской борьбы.
Поговаривали, что сто тысяч вилланов сменили серпы на пики. Амьенуа, Понтье, Вермандуа, сеньория Куси, Лаонне, Нуайонне, Валуа, Бри, Гатине последовали примеру Бовези.
Эта крестьянская масса, в которой издавна бурлила злоба, рождала вождей и героев. Они принимали такие мудрые решения, которые были бы под стать опытным полководцам. Возникла партизанская война, быстрая, бесшумная, чреватая неожиданными стычками. К такой войне наёмники не привыкли и не имели в ней превосходства. Сотни стрел внезапно вылетали из зарослей, разя наповал десятки стражников. Когда к ним подходило подкрепление, в роще уже никого не было.
Дворянские поместья пылали от Ионны до Соммы.
Имя Гийома Каля внушало ужас сеньорам. Его власть простиралась над тремя провинциями. Он собирал разрозненные отряды крестьян, сплачивал их и отводил им определённые районы. Его мудрость не ограничивалась военными делами. Он знал, что сеньоры, похоронив свои давние распри и междоусобицы, объединяются и просят помощи у дофина, чтобы подавить мятеж. Крестьянам не победить одним. Поэтому Гийом послал гонцов к Этьену Марселю в Париж с просьбой о поддержке. Каля видели то здесь, то там, окружённого преданными товарищами. Как только Гийом Каль появлялся, все затруднения разрешались в мгновение ока. Простота и разумность его доводов убеждали самые упрямые головы. Усталость, казалось, не имела над ним власти. Он мог по трое суток оставаться без сна.