Колеса фортуны
Шрифт:
— Не надо брать, — хмуро сказал Шериф. — Не советую.
— Нахрена он нам в дороге? — спросил я.
— Хорошо. Как насчет вывезти и перепрятать?
Что поделаешь, Макс всегда был азартным. И к тому же любил технику.
— Ты его подними сперва, — сказал Шериф.
Они вдвоем приподняли ящик за ручки. Чуть не уронили другой, в котором что-то тяжело перевалилось. Макс отдернул руку, ящик упал Шерифу на кроссовку, и Шериф произнес на родном языке несколько знакомых мне слов.
— Сам тащи, — сказал Шериф.
— Ну извини, — огорчился Макс. — Просто я кисть потянул. Тяжелый, сука.
Он пнул ящик ногой. Я сказал:
— Ты бы это… не пинал их зря. Тут вон кто-то уже потаскал ящички. Еще до нас. Видел, там, в пруду?
— Ну а что? Просто ржавое железо, — ответил Макс с досадой. И открыл второй ящик.
— Пошли-ка отсюда, — сказал он сразу после этого.
В ящике лежала большая круглая мина.
Мы поскорее выбрались из опасного сарая и перевели дух. Собственно, ничего страшного и не произошло. Автобус стоял там, где мы его оставили. Ну да, вокруг по-прежнему было тихо и тоскливо, багровое солнце почти скрылось за лесом, тени сгустились. И деревья, и дома, и заросли иван-чая потеряли природный цвет и казались теперь какими-то марсианскими, красно-бурыми. А так — ничего особенного.
— Чего делать-то будем? — спросил Костик.
Мы с Максом молчали.
— Скоро спать пора. А сейчас траву соберем, заварим, — ответил Шериф, как ни в чем не бывало. — Я тут на соседнем дворе видел. Беспонтовая, но сойдет, если уметь. А пистолет спрячем куда-нибудь.
Эпизод13.
Everybody needs someone to live by,
Everybody needs someone… — печально повторял чей-то голос, жалуясь на неизбывное свое одиночество. Смысл остальных слов я не мог понять:
Rage on omnipotent.Пока совсем не стемнело, Шериф собрал недозрелый урожай и как-то очень быстро произвел из подручных средств мерзкое на вкус варево, которое и предложил нам. Загадочную, медленную, нервно пульсирующую музыку выбрал Костик. Вдобавок он зажег большую свечу, прилепив ее прямо к пластику стола.
Полчаса спустя автобус стал значительно просторнее. Разговоры смолкли. Мы смотрели на пламя, и в темных стеклах отражались измененные лица.
Отраженный в стекле Макс был похож на юного Курта Кобэйна, еще не вступившего в свою нирвану. На лицо Костика упала тень, и оно стало непривычно серьезным и взрослым.
Меня охватила странная тоска и жалость. Возможно, всему виной был голос неизвестного английского интроверта, все еще цеплявшегося за соломинки собственных изломанных строчек:
Take my freedom, Lord, take my freedom for giving me a sacred love.Костик чуть слышно повторял слова, как молитву.
Я подумал о том, что вера в бога лежит в нас слишком глубоко. Чтобы отыскать в себе эту веру, нужна английская поэзия, русский рок или хорошая порция дури — а чаще всё вместе. Но надо спешить. Пока тебе шестнадцать, тебе есть, о чем у него спрашивать. Ты вырастаешь, и вопросов остается все меньше. А потом вера кончается. А за ней и жизнь.
Тут я перевел взгляд на Шерифа и вздрогнул. Шериф, не отрываясь, глядел на пламя свечи. Он выглядел очень необычно.
Огонь как будто перенес его на несколько веков назад, в дикую башкирскую степь, где горят костры, а в табунах грызутся и храпят жеребцы. Здесь нет места жалости. Степная конница Юлаева разбита; взмыленная лошадь вынесла из боя юного стрелка: Раиль-мерген ранен в грудь царскими солдатами. Он не хочет умирать, он хочет вернуться и отомстить. Зачем его положили в железную повозку?
Я провел рукой по глазам. Шериф сидел, не двигаясь, и лицо его тоже было неподвижным.
Прижавшись лбом к холодному стеклу, я разглядел сквозь сумрак темные силуэты брошенных домов. Вокруг по-прежнему не было видно ни огонька. Телеграфный столб без проводов торчал между деревьев, как кладбищенский крест.
Это было очень поэтично:
Чей-то клад ища, дошел до кладбища.Рифма показалась мне необычайно интересной. Я тихо засмеялся, поискал, чем бы записать, но карандаша под рукой не нашлось. Тогда мне захотелось прочитать стихи вслух.
Но Костик и Макс полулежали на диванах и не слышали меня. С последними звуками музыки жизнь как будто покинула их. Шериф по-прежнему глядел в огонь. Никто не произносил ни слова.
Мои сомнения вернулись. Цель оставалась далекой и неясной. Да и что это за цель? Понятно, что любой восемнадцатилетний парень в радиусе тысячи километров дорого бы дал, чтобы только оказаться на моем месте: узнать, где спрятаны деньги, найти их и потратить свою долю, особо не беспокоясь. А я все думал о том, смогу ли я вдруг получить богатство, хлопнуть дверью и выйти из автобуса, оставив друзей с их пивом, травой и нехитрым щенячьим счастьем. Я-то стал взрослым. Мой разум был как никогда холоден. Деньги — это предательство? Нет. Я уже был в этой жизни бедным и никому не нужным. Удовольствие ниже среднего.
Магнитола дотянула кассету до упора и со щелчком выключилась. Костик открыл глаза и слабо улыбнулся.
И тут я понял, что оставить их я не смогу. И молчать дальше у меня все равно не получится.
— Давайте поедем по трассе… на юг, — проговорил я и не узнал свой голос.
— Когда угодно, — отозвался Костик.
— Куда угодно, — как эхо, повторил Макс.
— Нет, я о другом хотел сказать, — продолжал я. Мне казалось, что голос не звучит в воздухе, а только резонирует в висках. — Вы меня слышите? Правда, слышите?
— Говори, Пит, мы слышим, — без тени удивления произнес Шериф. — Говори.
— Вы еще не знаете. Только Костик знает… про письмо.
— Да, я помню, письмо на хотмэйле…
— Это было письмо от отца. Он спрятал очень много денег… Со своего бизнеса… Я знаю, где…
— Вот ведь тебя торкнуло. И не отпускает, — сказал Шериф.
— Я не хочу, чтобы это был базар по траве… Вы понимаете? Это было настоящее письмо, я его не придумал…
— Да, я тоже видел…