Колеса фортуны
Шрифт:
— В мое время пару таких плечевых связали, горючкой облили — и…
Он плюнул и побрел куда-то к машинам. Видимо, просто устал, вспотел и даже рад был, что отвязался.
— Я, блин, ему не из этих. Я стопом на море еду, — заявила девка.
Макс смотрел на нее с интересом. Выпив, он всегда смелел и норовил знакомиться. Но Шериф хмуро глянул на него, потом на девицу и сказал:
— Не бойся. Зовут как?
— Маша. Спасибо вам. А вы с какой машины?
Шериф усмехнулся:
— Мы тоже не из этих.
— Не из… ну да. Ясно. А как вас зовут?
— Всех?
— Тебя.
— Раиль, — ответил он, сделал к ней шаг и взял за руку повыше локтя. Слегка пожал.
— Нет, — сказала Машка.
— Тогда не ходи больше к ним.
— Нет, — повторила она.
И оба — Машка и Шериф — повернулись и пошли вдоль обочины.
Я переглянулся с Костиком. Макс покачал головой и развел руками.
— Шериф! — крикнул он.
Шериф остановился.
— Бутылку оставь.
Шериф вынул бутылку из кармана куртки и поставил на асфальт.
— Мы погуляем, — произнес он спокойно.
— Я ох…еваю, — вполголоса сказал Макс. — Как всё просто.
Мы пустили бутылку по кругу.
— А что значит — плечевая? — спросил Костик.
— Не знаю, — сказал я. — Может, она в кабине ноги тебе на плечи кладет?
Макс посмотрел на нас, как на больных.
— Плечевая — потому что на плече работает. Плечо — кусок трассы от пункта А до пункта Б.
— Вот как, — удивился Костик.
— Макс у нас эти дела знает. Он с детства «камаз» мечтает водить, — сказал я и тут же проклял себя, потому что Макс вдруг сморщился, как от приступа зубной боли.
— Пит. Зачем ты. Это сказал? — раздельно выговорил он.
— А что я такого сказал?
Кровь прилила к моей голове. Теперь уже слишком поздно, — понял я.
— Пит, ты меня за дурака держишь? Потому что я дом поджег? И типа я, значит, мальчишка, а ты взрослый, и денег у тебя миллион будет? Нет, ты скажи.
— Я сейчас тебе скажу.
Костик встал между нами и поднял руки:
— Мужики, стойте. Вам нельзя водки пить. Вообще нельзя. Вы сейчас х…йню какую-то порете.
Я пнул ногой бутылку, она разлетелась на куски. Горлышко с розочкой осталось лежать на асфальте. Мы оба поглядели в одну сторону. Костик схватил меня за один рукав, а Макса — за другой:
— Вы чего? Вы же с первого класса знакомы. Не разобрались еще?
Я вспомнил, как мы с Максом во втором классе пробовали курить беломор на помойке. Я только делал вид, что затягиваюсь, а Макс честно вдыхал дым. Потом он весь позеленел, и мне пришлось вести его до дому, где мы стали жевать чайную заварку (я где-то вычитал, что это отбивает запах).
— Макс, — поглядел я на него. — Я х…йню сказал, не подумавши.
— Сказал.
— Только насчет миллиона ты них…я не прав. Если он есть, то мы его распиливаем. Ты сможешь себе хоть два камаза купить. Или пять. Нанять водителей и работать. Вот это я и имел в виду.
Макс ответил что-то в рифму. Потом прищурился:
— Пит, не будь сволочью. Тебе не идет.
— А ты не парься по любому поводу.
— Не по любому.
— Кстати, водка бодяжная. Я это сразу понял.
— Мне тоже показалось.
Костик смотрел то на меня, то на него. Кашлянул, но промолчал. Он был вежливым мальчиком. И, похоже, у него лучше нас получалось пить бодяжную водку.
Мы вернулись в вагон и легли спать.
Под утро я проснулся в нашем купе от громкого сопения Макса — он помещался на полке сверху, и его рука безвольно свисала вниз. Я перевернулся на бок и приоткрыл глаза. Было еще темно, но я увидел, что Машка и Шериф полулежат на койке напротив меня — ее голова у него на груди. Я закрыл глаза. Поворочался. Поскрипел зубами. И, как ни странно, скоро уснул снова.
Эпизод16.И проснулся уже засветло. Сел на койке, огляделся. Шериф спал, отвернувшись к стене; рядом никого не было.
Я стянул с вешалки куртку, надел, сунул руку в карман: деньги оказались на месте. Прошелся до конца коридора, спустился по ступенькам. На улице было свежо, солнце еще только собиралось показаться из-за деревьев, и над дорогой висел туман. Дальнобойщики разъехались.
Мне отчего-то стало грустно. В пустом кафе я сел за самый дальний столик. Буфетчик выглянул со своей кухни, посмотрел на меня и сказал:
— Я тэбе хаш дам. Горячий. Очэнь помогает.
«Хаш» оказался ужасающе жирным и пряным бараньим бульоном с куском мяса. Я хлебал его с удовольствием, хотя с первой же ложки обжег язык. Повар между тем протер стойку грязной тряпкой, задумчиво посмотрел, как я ем, и заговорил опять:
— Дэвушка ваша ночью уехала. С Федором, на «вольве».
— С каким Федором? — зачем-то спросил я.
— Такой толстый. Шитаны еще… — он показал руками, какие были штаны. — Карман на брюхе.
— Ну и ладно. Удачи им на трассе.
Я сидел за столиком и думал о чем-то… Или не думал, а просто сидел и грустил… Мне хотелось прямо сейчас как-нибудь оказаться дома — и встретить там Макса и Костика, и Шерифа, ни о чем не подозревающих и веселых, таких, как раньше. Безумие всего происходящего, казалось, допускало и такую возможность. Но я знал, что как раз здесь-то судьба не захочет пойти мне навстречу. Стоит только помечтать о несбыточном — и жизнь тут же станет логичной донельзя. Я задумался о том, как называется мое утреннее чувство: тоска? Горечь? Омерзение? Тошнота, — подумал я, — вот как. Я доел суп, и тошнить стало меньше. А потом я совсем успокоился. Мой мозг, как обычно, решил: раз я не пронес ложку мимо рта, значит, вполне согласен с окружающей действительностью.