Колеса ужаса
Шрифт:
Стоя спиной к спине, мы орудовали автоматами как дубинками. Лицом к лицу с Иваном сменить рожки не было времени.
Через несколько минут мы выскочили из ямы и побежали к домам. Бросались в укрытие за стенами. Успевали сменить рожки. Трещали автоматные очереди. Трассирующие пули со свистом пронизывали темноту. В метельной ночи трудно было отличить врага от друга. Мы стреляли по интуиции. Убивали своих. У русских происходило то же самое.
Наша боевая группа была полностью рассеяна. Всякая связь между взводами прекратилась.
Гауптман фон Барринг и лейтенант Хардер
Слева по нам застучал крупнокалиберный пулемет. Пули падали возле мертвого новобранца, взвихривая снег.
Подбежав к одному из домов, мы ворвались внутрь и, тяжело дыша, бросились на пол. Но дверь тут же распахнулась, и в проеме появились двое солдат из далекой Сибири. Грохот автоматной очереди больно ударил по нашим барабанным перепонкам.
Мы, восемнадцать человек, лежали как мертвые и почти считали себя мертвыми. Потом это кончилось. Оба русских побежали, подгоняемые громкими взрывами ручных гранат. Мы попытались нагнать их, но оступались и вязли в глубоком снегу. Казалось, нам не хватает воздуха.
Минуту спустя мы лежали в глубоком сугробе, невидимые в белых халатах, задыхаясь и ощущая мучительное давление за глазными яблоками. Происходящее представляло собой жуткий кошмар.
Потом вдруг перед нами возникло двое. Старик с Легионером молниеносно вскинули винтовки и открыли огонь по бесформенным силуэтам. Началось столпотворение. Отовсюду летели трассирующие пули.
Малыш, будто зачарованный, бросал гранату за гранатой. Меня охватило безумие. Я завопил. Содрал ноги, царапая скованную морозом землю. Мы побежали назад, Старик тащил меня за собой.
Воцарилась неразбериха. Я бежал рядом с русским; он был так же испуган, как и мы. К счастью, я первым заметил его. И нанес ему сокрушительный удар автоматом по лицу. Он грузно повалился.
Старик закричал и указал вперед. Мы остановились как вкопанные и уставились на серое небо; потом увидели несколько вопящих существ, каждое из которых изрыгало стометровый язык пламени. Они быстро приближались к селу, которым мы вновь завладели.
И мы, и русские, словно по команде, бросились на землю. Заработал «сталинский орган» [47] , несущий смерть всем без разбора. В довершение всего немцы стали обстреливать обреченное село из минометов.
После каждого залпа содрогалась земля. Длилось это всего несколько минут. Дома превратились в кучи, похожие на муравьиные. От села ничего не осталось.
Пламя опаляло нас и немногочисленных уцелевших жителей. Теперь нас мучил уже не холод, а жгучий океан огня. Животные обезумели от боли и ужаса. Босые дети потерянно бегали среди отчаянно плачущих женщин. Этот ад оглашался грохотом стрельбы из автоматического оружия. Люди падали, проклиная в смертельной агонии Бога, дьявола, диктатора, отечество за свои страдания.
47
Имеется в виду гвардейский артиллерийский миномет «Катюша». — Примеч. ред.
Как мы захватили эту груду развалин, именуемую Нова-Буда, никто из нашей боевой группы не мог сказать.
Донесение в штаб было немногословным, лаконичным:
«Противник выбит из Нова-Буды. Мы удерживаем позицию. Ждем приказов.
Командир боевой группы фон Барринг».
Со стороны русских мы весь день слышали рев тяжелых машин. Порта был уверен, что Иван готовится ликвидировать нас. Если так, надежды на спасение не было.
Порта с радистом по имени Руди Шутц, тоже обер-ефрейтором, ухитрились настроиться на волну русских.
Теперь мы прослушивали их разговоры. На той стороне, казалось, возникли те же проблемы со штабистами, что и у нас. В каждом приказе людям на передовой содержались угрозы.
Мы залегли в снежных ямах, позаботившись о том, чтобы у нас был широкий сектор обстрела. Стоял сильный мороз, и снова повалил снег.
Как ни странно, Иван в тот день предпринял всего несколько бесцельных атак, которые мы с легкостью отбили. Но не сомневались, что для нас кое-что приготовлено.
Час за часом мы слушали радио Шутца и на рассвете услышали, как русский командующий спросил:
— Можем мы взять пункт Эн?
— Так точно, товарищ генерал, но это будет нелегко. Мы полагаем, что там сосредоточены большие силы противника.
Несколько минут тишины, потом снова голос генерала:
— Связь между батальонами восстановлена. Атакуйте в тринадцать сорок пять.
— Слушаюсь.
Этот разговор послужил началом невероятно упорного, ожесточенного боя.
Начался он ровно в назначенное время. Появились танки Т-34 и Т-60. Они медленно ползли по метровым сугробам. И представляли собой прекрасную мишень.
Русские пехотинцы почему-то ждали, какие результаты принесет танковая атака, однако ночью сумели пробиться до середины села. Мы отошли с большими потерями, бросая раненых. Снова окопались в снегу и защищались от яростно атакующих русских.
Бой бушевал несколько часов. Потом русские отошли. Утром мы получили так называемое подкрепление.
Но толку от него было мало. Эти солдаты постоянно сбивались в кучу. Увидев русских, они разбежались.
Вечером мы снова подслушивали русских по радио. Один пришедший в отчаяние командир батальона докладывал:
— Пехота не может двигаться. Танки увязли. Экипажи перебиты или взяты в плен. Грузовики застряли в сугробах, которые становятся все больше и больше. Нас сильно обстреливают из Сухини из пушек и минометов. Несмотря на громкий шум моторов на северо-западе, мы не видели ни танков, ни артиллерии. Полагаю, фрицы будут атаковать с юго-восточной части Сухини. У них там собраны большие силы. Четверо офицеров расстреляны за трусость.
После нескольких минут тишины русский командующий разразился проклятиями, бранью и угрозами разжалованием, трибуналом и исправительными лагерями. Потом перешел к делу: