Колесница

Хотьма Даниил

– Всё заседание – бутафория? – настороженно спрашивал Назар.

– Жизненно необходимая. – Изот усмехнулся. – А господин Порытинский своей инициативой здорово спутал карты. Наш уже бывший председатель Невеляк, по простоте своей, решил было, что всё кончилось малой кровью. Изгой выбран, девушка свободна. Но бургомистр Трепенин – что ни говори, проницательный был руководитель – углядел будущее наперёд. Он понимал, что Вас, Ракель, следует спасать, изгонять из Подбени любым способом, хоть через заседание, хоть в обход его. Иначе традиционное

крыло Канцелярии постаралось бы, чтобы здесь Вам не было никакого житья. Фома Вавилович решил всё одним махом – своим личным ходатайством. Понимаете? То, что вы сочли самодурством, на самом деле было актом милосердия.

– Так много всего. – растерянно проронила Ракель. – Я запуталась... можете просто впустить меня?

Изот виновато замотал головой. Ракель повернулась к корнету, схватила его за ножны со шпагой.

– Сделай что-нибудь, пожалуйста! – умоляла она. – Ты можешь пройти, позвать своего ротмистра, шеф-генерала. Скажем, что я твоя жена!

– Он прав, Эля. – убито отвечал корнет. – Шагнёшь за ворота – и по закону в любой момент тебя могут схватить. Им всё известно.

– Я искренне сожалею. – влезал Изот. – Но, поймите, всё это исключительно ради сохранности Вашей жизни. А сейчас вынужден просить вас обоих покинуть приёмную. Всего доброго во внешнем мире!

Корнет выводил Ракель из палатки под руку, как слепую, хотя она всё ясно видела. Видела толпу счастливчиков в очереди, которых внутри ждёт дом, семья и сытая старость, видела маленький кусочек родного города – в просвет ворот, пока проходил посетитель.

А большее уже не застать, никогда. Не попробовать кофе из фабричной забегаловки, не вступить в перебранку с похмельной Софьей. Не пройти с улыбкой мимо общинного дома, не услышать приятный гул генератора в гараже. И не постоять у камня с выбитым поверх отцовским именем.

В обход людской колонны вышли обратно, к локомобилю на стоянке. Тесету и Михей дремали в кузове друг на друге, как родные – ночная дорога до Подбени выдалась непростой. Ракель же никакой усталости не чувствовала – одну только жгучую обиду.

Первой встрепенулась Тася, растолкала Михейку, полезла из кузова наружу.

– Поломка. – сонно сказала она, указывая локомобилю на нос.

На земле, под решеткой метельника, блестели осколки стекла. Переднему фонарю был конец – вдребезги.

– Камнем ли, врезался ли кто, не сказать. – объясняла Тася. – Проснулись от звона – никого вокруг. Легли дальше.

– Этого только не хватало. – проворчала Ракель.

Вот и пришла пора заглянуть в потайной ящик. Она сунула руку под рубашку, нащупала на нитке ключ, но передумала. Не такая уж поломка, да и до сумерек ещё порядочно времени – успеется.

– Чем увенчалась миссия? – спрашивал вылезающий Михейка.

– Ничем новым. – отвечал корнет, не раскрывая подробностей. – Пройти в Подбень нельзя.

Он мягко приобнял Ракель за талию, но она дернулась, сбросив руку.

– Подытожим. – сухо произнесла Ракель. – В Подбень никому из нас нет дороги, кроме Назара. Мне нельзя ночевать у Сверейников, для Таси опасен Вертеп, для Михейки – Стажай. Топливо на исходе, от припасов – крошки. В такой жопе мы ещё не бывали.

– Хватит чёрного камня на дорогу? – спросила Тася.

– Если без остановок. И смотря куда.

– Поедем наудачу. – махнул корнет. – Туда, где ещё не были. В Искорь, в Немьшу.

– Это всё далеко. – экспертно возразила Тася. – Близко Требец.

– Нет! – перебила Ракель. – Нет... простите, но я устала. Я так устала от этих бесконечных городов и племён! Названия разные, а везде одно и то же – бродим, неприкаянные. Отовсюду гонят. Пора признать, что весь внешний мир нам – чужой.

– И как быть дальше? – спросил Михейка.

– Начать. – легко предложила Ракель. – Начать там, где есть близкие. Где нас, по крайней мере, принимают. Где свои порядки и жизнь не из лёгких. Сперва придётся со многим мириться, но со временем мы превратим это место в дом – такой, какой хотим мы сами.

– Не припомню таких мест. – сомневался Назар. – Где чьи-то близкие, туда кому-то обязательно вход закрыт. Разве что к Тасе отправиться, на Сныть-гору.

– Я про Вертеп. – сказала Ракель.

Отреагировали все по-своему, равно как и ожидалось. Назар нахмурился, Михейка вылупил глаза, Тася осталась невозмутимой.

– Шутишь? – ощерился корнет.

– Вы знаете про мой разговор с Эсфирь, с атаманшей. Она борется за мирный путь для Вертепа, и наша миссия к Сверейникам была тому подтверждением. Если я помогу ей... если мы поможем, то разбою на просторах всего Старого Города придёт конец.

– А что делать ей, пока мы будем бороться за этот мирный путь?

Корнет, конечно, имел в виду Тасю, и был прав. Боярскую дочь Таисию в Вертепе ещё не раз радушно примут, а вот дикарку Тесету-Стук-Дождя со Сныть-горы – вряд ли. Прежде там должен случиться свой переворот, должно пройти чудовищно много времени.

– Как я и сказала, пока в Вертепе ей опасно. – согласилась Ракель. – Но всё изменится. Я каждый день буду находить в пещерах нового человека и убеждать его, что Пустырь полнится не добычей, а людьми, такими же, как и он сам. Раз мне дана благосклонность атаманши, раз мне дано право по крови, я сделаю так, чтобы оно не пропало даром.

Михейка и Тася явно колебались, но для корнета всё оставалось очевидным.

– Это кончится плохо, Ракель. – убеждал корнет. – Только вдумайся – с кем хочешь будущее своё строить!

– Они люди. – возражала Ракель. – Потерянные, заблудшие, но всё ещё люди. Вспомни Устина! Он остался среди несведущих, чтобы нести им своё знание. И я хочу нести то, что могу – человечность.

– Не равняй. – отрезал корнет. – Устин не ради себя старается. Он плодов своего дела не дождётся – посеет, и пойдёт дальше по миру. А ты ради сытого живота хочешь с бесом родниться, с душегубом.