Колесо года
Шрифт:
Теперь перейти на другую сторону ручья оказалось ближе, чем вернуться. Ворча, Пашка взял собаку под мышку и пошёл вперёд. При каждом шаге он кривился от боли: ледяные иглы впивались в ноги. Кое-как выбравшись на твёрдую дорогу, он поставил Арчибальда на четыре лапы и стал растирать лодыжки. Кожа под брючинами была красной, как у варёного рака.
Пашка был слишком занят своими несчастными ногами, поэтому не сразу заметил, что перед ним. А, наконец, заметив, не понял. От холода и пережитой тревоги в его голове всё помутилось.
Выпрямившись, Пашка увидел, что стоит на небольшой насыпи. А по другую её сторону, в овраге, едва присыпанные снегом, будто сахарной пудрой, лежали разрубленные тела.
Туши животных и трупы людей. Их было много, как на мясном прилавке. Какие-то уже были разделаны, другие лежали целиком. Розовые рёбра, подёрнутые жиром. Свиные ноги и рядом — человеческие стопы. Красное сердце, которое, казалось, ещё сокращалось. Между двух веточек была растянута кожа, такая тонкая, что сквозь неё просвечивало солнце. А в центре оврага, воздев руки ладонями вверх, как индийский йог, сидела женщина, целиком сложенная из кусков мяса. У неё не было ног — вместо них по серому весеннему снегу змеился длинный хвост, составленный из рёбер. Лицо было красным и голым без кожи. Грудь не вздымалась — сложенная из кусков тел Медуза Горгона не ожила.
Пашку затошнило от ужаса и отвращения, крик застрял в глотке. Он опустил глаза и тут наткнулся взглядом на торс. Загорелая спина с родинкой под лопаткой, изгиб талии, впадинки на пояснице. Одна рука обрублена по локоть, на другой не хватает только кисти. Аккуратный спил изящной шеи…
— Это просто манекены, — раздался вдруг рядом спокойный голос.
Пашка резко сморгнул слёзы. На корне языка ещё было кисло от едва сдержанной тошноты. Но у ног действительно лежал манекен. Вернее, только его торс: пластиковый, светло-розовый, с трещинкой на боку. Он был немного помят и присыпан снегом, но испугать не мог ничем.
Протерев глаза, Пашка медленно обвёл овраг взглядом. Он хотел убедиться, что ему не показалось, и одновременно боялся этого. Но перед ним действительно лежали манекены.
Никакой мёртвой женщины-змеи, просто сложенные грудой пластиковые болванчики, на которых магазины выставляют одежду. С ветки свисает целлофановый пакет, а не освежеванная кожа. В снегу лежит выпотрошенный красный кошелёк, который издалека можно принять за сердце.
— Один супермаркет устроил тут свалку, — продолжил тот же ровный голос. — Свозят весь свой мусор, чтобы не платить за уничтожение. В основном манекены. Жутковатое место получилось, да?
Всё ещё дрожа, Пашка усилием воли заставил себя обернуться и встретился взглядом с незнакомыми серыми глазами. Перед ним стоял мужчина средних лет в простой камуфляжной куртке с капюшоном — подходящая одежда для прогулки. Сильная бульдожья челюсть, как у Щелкунчика, казалось, могла бы колоть орехи. На переносице белел маленький шрам. Обычный мужик, таких десятками можно встретить в метро или в очереди у магазина. Он протянул широкую красную кисть с наколками на костяшках.
— Влад, — представился
Пашка какое-то время пристально смотрел на него, не решаясь протянуть ладонь в ответ. И вдруг вздохнул с облегчением, заметив поводок, намотанный на кулак другой руки. Собачник! Вот почему он гуляет в посадках ранним утром! Тревога сразу разжала когти. И пёс обнаружился тут же. Славная такая дворняга с длинными ушами и дурашливой мордой сидела у ног хозяина, вывалив розовый язык.
Облегчённо выдохнув, Пашка пожал руку и назвался в ответ.
— А это Арчик, — сказал он, немного стесняясь. — Как вашего зовут?
— Жук. Жучок. Думали, девочку берём, Жучку, — Влад усмехнулся.
У Пашки против воли расползлась по щекам улыбка. У них тоже жил Жучок когда-то. Папа принёс за пазухой пальто с птичьего рынка лопоухого щенка с умными глазами. Паше тогда было семь, Леночке — четырнадцать. Продавец тоже сказал, что девочка, Жучка.
Пашка наклонился, чтобы почесать собаке загривок. Та довольно тявкнула и подставила бурую спинку с жёлтым пятном.
— И что, власти ничего со свалкой сделать не могут? — спросил Пашка.
Кладбище манекенов всё ещё казалось ему жутким, как курган павших воинов.
— Не хотят, — отрезал Влад. — Пошли, покажу короткую дорогу отсюда. Ты ноги промочил, ещё воспаление лёгких получишь.
Пашка послушно потащился следом за одетой в камуфляж спиной. Ноги он старался ставить в широченные следы чужих сапог. На окраине посадок они попрощались. Влад хлопнул Пашку по плечу, а Жучок, дружески виляя хвостом, попытался обнюхать Арчибальда.
Мопс попятился и заскулил.
* * *
Неделю Пашка жил, как в тумане. Механически ел, ходил на пары, говорил с матерью. Дважды в день выводил Арчибальда на шлейке на прогулку, и больше не ленился ездить в парк за две остановке. Но странное кладбище манекенов в посадках не шло из головы. Оно проступало даже в кошмарах.
— Может, они там наркотиками торгуют? — предположил Костик, единственный приятель Егора из института. — А манекены — для маскировки?
— Не похоже. И никак не объясняет того, что я видел.
— Тебе могло просто показаться. Раннее утро, темно ещё. Снег лежит. Ты увидел что-то, похожее на тела, а воображение закончило картинку за тебя.
Пашка замолчал. Объяснить, что он ни с чем не смог бы спутать женщину-змею, прекрасную и отвратительную одновременно, не получалось.
Однажды ночью он подскочил на кровати с бешено колотящимся сердцем.
«Родинка, — повторял он про себя лихорадочно, боясь забыть. — Я точно видел её тогда. Остальное могло показаться, но у манекенов родинок не бывает!»
Пашка откинулся на подушку, холодную и влажную от пота. Грудь ходила ходуном из-за рваного дыхания. Ему казалось, он всё ещё чувствует под пальцами истрепанную ленту, которую заметил на шее плюшевой собаки там, в посадках. Ту самую ленту, которую он позже нащупал под шерстью Жучка.