Колесо года

Пронина Екатерина

— Стой на месте, — всё так же приглушённо из-за защитной маски сказал человек в жёлтом резиновом костюме. — Что у тебя в руках?

В кулаке я сжимала фломастер — тот самый, фиолетовый с блёстками.

— Обыщите её. Проверьте, проник ли в лабораторию кто-то ещё. Ребёнок не мог войти на объект №57331-А один.

— Я сама вошла! — заверила я. — Я пропуск взяла, посмотрите…

Бесполезно. Один из людей в камуфляже уже ощупывал мой свитер, пока второй обходил теплицу. Вой сирен, не стихая, ввинчивался в уши с такой силой, что болели перепонки. Меня взяли за руки и повели к лифту. За спиной раздался треск,

как на реке весной, когда ломается лёд. Я обернулась, и люди в камуфляже тоже.

Трещало стекло аквариума, на котором я нарисовала маленькую фиолетовую бабочку. Гигант внутри бился в стенки и тянул ко мне руки. Наверное, он подумал, что меня обижают, или решил, что все мы в опасности, раз лампочки горят красным и всё вокруг воет.

Крак — поползла к потолку ещё одна трещина.

Крак-крак-крак — великанский аквариум развалился, будто скорлупа яйца.

Зелёная жижа питательного раствора хлынула наружу, окатив нас тёплой волной. Человек в камуфляже, который меня не держал, сразу выстрелил, но слишком торопился, поэтому промазал. Гигант отшвырнул его к стене, в один прыжок догнал мужчину в защитном костюме и опрокинул на пол, как жука. Потом он саданул кулаком по мигающим лампам над головой. Брызнули во все стороны искры и осколки. Тот человек в камуфляже, который стискивал моё плечо, разжал хватку, закричал от ужаса и бросился к лифтам.

Обнаружив, что никто больше меня не держит, я кинулась за ближайший аквариум, села на корточки и закрыла голову руками. Сидеть на полу, залитом жижей, было не очень-то приятно, но выбора не было. Я и боялась гиганта, и немного боялась за гиганта. Он был большой, но глупый, а люди взяли с собой оружие. Я услышала, как двери лифта снова отворились и кто-то вошёл в теплицу, но не стала оборачиваться, чтобы посмотреть. Военный, которого отбросили к стене, уже поднялся и направил автомат на вырвавшееся из аквариума существо. Великан испуганно озирался. Я заметила, что кожа у него розовая, как у новорожденного младенца.

— Прекратить! — услышала вдруг я гневный крик.

Мамочка бежала от лифтов прямо по лужам, не боясь промочить ноги. Полы белого халата развевались за ней, как супергеройский плащ. Она заслонила гиганта собой, хоть он и был гораздо больше, и вслух скомандовала:

— Отключить аварийную систему!

Огонёк прицела запрыгал по её груди и бейджику, на котором значилось: «Доктор Аманда Блант». Военный в камуфляже опустил автомат. Человек в резиновом защитном костюме осторожно поднялся на ноги.

Сирена, наконец, перестала выть. Лампочки снова загорелись зелёным, и только разбитая слепо смотрела смотрела с потолка. Мамочка повернулась к гиганту, который скорчился на полу, закрывая руками уши, и покачала головой.

— А я же говорила, что они созрели, — вслух посетовала она.

Погладив существо по голой розовой коленке, она тихо запела. Это была та самая, их с папой, песня. Гигант на четвереньках подобрался к маме и уткнулся беззащитным лицом без бровей и ресниц ей в грудь. Для этого ему пришлось согнуться в три погибели. Мамочка, успокаивая, потрепала его по лысой голове.

Я вышла из-за аквариума, стараясь не вступать в лужи. Тёплая жижа противно хлюпала в туфельках. Только тут мамочка заметила меня. Удивление на её лице мгновенно сменилось страхом,

а потом — облегчением.

— Всё в порядке! — бодро сказала я. — Но я промочила ноги и потеряла фиолетовый фломастер.

* * *

Я сидела на диване, поджав босые ступни. Туфли и носки сушились под обогревателем. Мамочка на руках отнесла меня сюда, в незнакомое мне помещение института, налила горячий шоколад и разрешила пообедать наггетсами. Наверное, она боялась, что у меня стресс. Даже лоб мне постоянно щупала. Но я чувствовала себя прекрасно, ела снеки, макая в кетчуп, и озиралась по сторонам.

Тут мне нравилось гораздо больше, чем на обычном мамином рабочем месте. Комната была выкрашена в персиковый цвет, никакие приборы не жужжали, а одну из стен целиком занимало огромное смотровое стекло. Профессор иногда забегал и сюда, радостный и взволнованный, крутил усы, трепал меня по щеке.

Мы с мамочкой сидели рядом и смотрели, как за стеклом, развалившись на искусственной траве, дремлет гигант. Его грудь резко поднималась и опускалась, лицо беспокойно хмурилось.

— Почему он всё время спит? — шёпотом спросила я.

— Устал. Испугался, — пожала плечами мама. — Рождаться всегда больно и страшно, а он ещё и первенец.

В её голосе звучала безусловная нежность, а глаза светились.

— Зачем ты их выращиваешь? — я сдула пенку с горячего шоколада и сделала первый обжигающий глоток.

— Много зачем. Они будут жить дольше людей и доберутся до планет, долететь до которых человек за свою короткую жизнь не успел бы. Смогут работать в условиях, невозможных для нас. На Марсе, например. Представляешь? Будут справляться с задачами, слишком тяжёлыми для человека. Но пока они маленькие. И их придётся многому научить.

Великан за стеклом зевнул и повозился. Его лицо, наконец, разгладилось, стало мягким и безмятежным.

— Можно я тоже буду их учить? Можно, мам?

— Конечно, будешь. Когда подрастёшь. И тебя будут называть «Доктор Блант-младшая».

Мамочка улыбнулась собственным мыслям, а потом вдруг сказала:

— Ты ведь всегда хотела братика, Эви? Они тебе всё равно, что братики. Я взяла собственный генетический материал, чтобы создать их.

— Вот здорово! — обрадовалась я.

Я ещё не разобралась толком, что это значит — «взять генетический материал». Мне представлялось, что мама лепит гигантов, как человечков из теста. Но я поняла главное. Получается, я стала старшей сестрой для целой расы. Расы, которая когда-нибудь доберётся до звёзд, даже если люди не смогут. И от этой мысли радость, горячая, как шоколад, разлилась в душе.

Химера

Уезжая в отпуск, сестра оставила Пашке собаку. Нет, он ничего не имел против животных! Встретив доброго соседского пса, он всякий раз останавливался, чтобы потрепать его по лобастой голове, а бездомным блоховозам покупал паштет в баночках. Паша и сам давно мечтал об овчарке или солидном доге, чтобы и порода, и стать, и глазки умные. Но он здраво оценивал свои силы: ему не хватало выдержки даже на то, чтобы ходить в институт к первой паре. Какая уж тут собака?