Колесо Сансары
Шрифт:
Звенят еле слышные хрустальные колокольчики, и смежаются веки, и сладко засыпать, погружаться в баюкающую истому с осознанием Исполненного…
– Смотри, смотри дальше, – звучит в сознании женщины с именем ночной птицы.
…Острые камни, острые, словно зубы дракона. Впереди каменная осыпь вздыбливается, вздымается вверх скальным монолитом, и от утёса веет Злом, злом и разрушением. Гнездо – имя, пахнущее Смертью. Ты не одна, рядом другие, и ваша цель – Гнездо – перед вами. Поток голубых молний врезается в скалу, пахнет горелым камнем, сыпятся обломки, и летят расплавленные брызги, и дрожит
Каменную шкуру подёргивает сеть мелких трещин. Трещины растут, пересекаются между собой, углубляются; и вдруг с рвущим слух грохотом лавина камней обрушивается, – содрогается твердь, – обнажая чёрный купол, таящийся под гранитными пластами.
Ты летишь над землёй, и голубой клинок в твоей руке, и горячит кровь предвкушение битвы. Чёрный купол раскрывается-распахивается, словно взрезанный диковинный плод, чудовищные лепестки опадают, и навстречу течёт мрак – не ночная темнота, сулящая покой и отдых (и любовь!), а Извечный Мрак, стремящийся поглотить Свет. И в сердце мрака проступают чёрные фигуры – ещё более чёрные, нежели породившая их тьма. Несущие Зло – и чёрные лезвия поднимаются, и оживают, и светятся багровым…
…Две волны магии сшибаются, и вздрагивает Мир, до основ своих потрясённый схлестнувшимися Силами. Кровь, горячая алая кровь сочится между твоими пальцами, сжавшими древко чёрной стрелы, впившейся тебе под левую ключицу. Яд – Чёрный Яд, – и ты силишься превозмочь его злую мощь, подчиняющую и подавляющую. И разгорается у сердца жгучее пламя, и ширится, и расползается. Убежать в смерть, пока не стало слишком поздно, пока не состоялось Обращение, пока оно не затронуло Душу…
…Гаснет свет, и последнее, что ты успеваешь заметить – алый росчерк, пронзивший небо неведомого Мира. Мстители пришли на помощь, и можно уйти бестревожно: Гнездо рухнет, Маги-Воители не бросают начатого на полпути…
– Что это было, Царица Тьмы?
– Минувшее. Твоё минувшее.
– Зачем? Я взывала к тебе с мольбой спасти Кар-Хадташт…
– Город обречён, как обречены – все и всегда! – припавшие к стопам Кровавых Богов. Но тебе уже нет до него дела, сестра. Искупление закончилось. Иди ко мне. Чёрный Яд покинет твою Душу – за прошедшие года мы многому научились…
– Я не понимаю, Мать Ночи…
– Ты ошибаешься: я не Танит. Ничего, ты скоро всё поймёшь. И вспомнишь…
Светает. На фоне светлеющего на восходе неба заострённые верхние концы брёвен частокола кажутся зубами исполинского чудовища, забравшегося в наши края и разинувшего пасть в ожидании кровавой трапезы. Ничего, мы вырвем зверю эти зубы…
Предрассветная сырость забирается под одежду; мех звериных шкур, в которые мы закутаны, сделался серебристым от множества капелек росы. Лезвия топоров и наконечники копий мокры – что ж, скоро их обильно смочит совсем другая влага. Меня пробирает лёгкая дрожь, и вовсе не от утреннего холодка. Ничего, так и должно быть: истинный воин не тот, который не боится, а тот, который не позволяет страху завладеть собой.
Над частоколом чуть шевельнулась человеческая фигура в латах, древко копья легло на брёвна. Я знаю, что сейчас чувствует враг – усталость и расслабленность. Самый лучший
Троекратный крик сойки. Сигнал! Тело само – как будто я долгие-долгие годы ничем другим и не занимался – делает единственно правильные движения. Стрела – я держал её в зубах – падает на тетиву; лук пружинит, подчиняясь вздувшимся мускулам; миг – и тонкий росчерк оперённого древка пересёк человеческий силуэт на бревенчатом валу.
За моей стрелой быстрыми птицами порхают другие, воздух наполняется гудением тетив и щёлканьем врезающихся в дерево гранёных наконечников. Но именно моя стрела – я вижу это – впивается солдату под самый подбородок, разрезав ремешок шлема-каски.
Луга вокруг укреплённого лагеря ожили. Живая человеческая волна, прошитая блеском железа, катится к частоколу. Молча – время боевых кличей ещё не наступило. Зачем будить спящих в палатках – пусть их сон незаметно сделается вечным!
Но они всё-таки проснулись – не все пущенные нами стрелы безошибочно нашли цель. Кто-то из уцелевших часовых поднял тревогу, и теперь там, внутри, за рвом и оградой, нарастает шум и лязг оружия. Быстро же они спохватились…
Лавина воинов в клепаных шлемах и волчьих шкурах с разбега бьётся в частокол. Ров не стал преградой – его в несколько мгновений завалили заранее припасёнными вязанками хвороста. Арканы чёрными змеями захлёстывают верхушки брёвен, и по ним, упираясь в бревенчатую стену ногами, уже проворно карабкаются самые проворные и самые отчаянные. Но главный удар направлен по воротам – по обоим сразу (в полевых лагерях солдат Империи всегда двое ворот – в передней и в задней стене укрепления).
Тяжеленное бревно – ствол могучего дуба, освобождённый от ветвей и разогнанный соединёнными усилиями нескольких десятков сильных воинов, – врезается в полотнище ворот. Настоящие крепостные ворота, окованные для прочности железными полосами, выдержали бы удар нашего самодельного тарана, но эти – эти не устояли.
Полководцы могучей Империи хорошо усваивают кровавые уроки. В следующий раз они будут гораздо осторожнее выбирать места для своих стоянок и уж, во всяком случае, выжгут траву и кусты на два полёта стрелы от воздвигаемого частокола, но сейчас мы захватили их врасплох. Привыкшие побеждать варваров, дошедшие от пролива до наших холмов, они забыли одно из основных правил войны: «Никакого врага не следует недооценивать, тем более врага, с которым сталкиваешься впервые».
…Железный лязг, треск щитов, вопли дерущихся и крики раненых. К небу рвётся дикий воинственный клич моего народа – теперь время кличей пришло. Мы валим шатры и протыкаем копьями шевелящиеся под тканью тела. Но большинство солдат успели всё-таки вооружиться – хорошие воины! – и встречают нас клинками. Хорошо ещё, что в латы успели облачиться немногие, да и в проходах между палатками не построишься. И ещё – солдат врага почему-то меньше, чем должно бы быть, если судить по количеству шатров. Что-то тут не так…