Колесо судьбы. Дочь вождя
Шрифт:
После смерти конунга титул не передавался по наследству – хотя новым и становился чаще всего сын прежнего. Конунгом мог стать любой, кто имел хотя бы дальнее с ним родство. Законность происхождения была не важна.
– Ты знаешь, конунг, я никогда не стремился к власти. И тем более не желал отнять её у брата.
Эрик снова взбил подушку и задумчиво произнёс:
– А может, так и должно быть? Может, власть сумеет удержать тот, кто никогда к ней не стремился?
Льеф молчал, и конунг продолжил:
– Тот, кто займёт моё место, станет и первым воином, и верховным жрецом. Он будет вершить
– Конунга выбирает тинг. А ты знаешь, что думают люди о Руне и обо мне.
– Конунга выбирает тинг. Но эрлы пока ещё верны мне.
– Я могу управлять кораблём, – упрямо повторил Льеф. – Мне нравится свежий ветер моря и плеск вёсел за кормой. Большего мне не нужно. Моя дружина – моя семья. Если бы вдруг я стал конунгом – я стал бы выше её.
– Тебе не хватает семьи? – конунг испытующе посмотрел на него.
Льеф стиснул кулак.
– Я нашёл её при твоём дворе.
– Тогда почему теперь ты хочешь от меня уехать?
Льеф отвёл взгляд. Причина была одна, и её звали Кена.
Дни тянулись за днями. В лекарской избе ничего не менялось. Даже Сигрун перестала навещать раненую.
– Ты почти здорова, – говорила она, но Кена подозревала, что дело не только в том, что рана зажила.
Сигрун исчезала из избы по вечерам и возвращалась – то грустная, то весёлая – когда высоко в небе уже стояла луна.
Трое из воинов, лежавших рядом с южанкой, отправились к богам. Остальные встали на ноги и покинули лекарский дом.
Только Кена продолжала лежать и ждать. В голове её всплывали образы викингов – то один, с золотыми волосами и глазами колкими, как лёд, то другой, похожий на южную ночь. Но, к радости или к печали, к пленнице не заглядывал ни один из них.
Кена потихоньку свыкалась с мыслью о том, что ей никогда не вернуться домой.
Только раз она обратилась к Сигрун с вопросом:
– Что такое судьба?
Сигрун с удивлением посмотрела на неё, а затем в глазах её проскользнула насмешка:
– Тебе-то что? Ты – рабыня. Ты потеряла свою удачу навсегда.
Кена отвернулась к окну, и Сигрун, пожалев о своих словах, присела рядом с ней на краешек топчана.
– Урд, Верданди и Скульд – Судьба, Становление и Долг – вот имена норн, что живут в чертогах Одина под сенью ясеня Иггдрасиль, – сказала она. – Они плетут нити судьбы. Какой узор выткут – тот и будет твоей судьбой. Начертанного ими нельзя изменить и нельзя избежать. Скульд, младшую из норн, с валькириями Гунгой и Рингой, отправляет Один во все битвы, и они выбирают тех, для кого этот бой станет последним. И на конях своих валькирии заберут их с собой на вечный пир. А кто вернется с похода живым – время того ещё не пришло, у каждого свой путь и у каждого свой конец. Другие духи приходят в момент появления ребенка на свет, чтобы установить младенцу срок жизни: одни из рода ассов, другие из рода светлых альвов. Они являются человеку в начале жизни и определяют для него судьбу, а затем всю жизнь сопутствуют ему. Самых одарённых, сильных и именитых сопровождают в их пути могущественные духи-спутники. Через предчувствия, сны и предсказания боги извещают людей о своей воле и предопределяют их судьбу. Так, если во сне явится странница, взмахнет крыльями птица или другое животное обратится к тебе – то это твой дух хочет тебя предупредить.
– Но норны оставили меня, – закончила Кена за неё.
– Есть и такие ритуалы, что возвращают удачу, – Сигрун провела кончиками пальцев около её спутавшихся за время болезни волос. – Судьба – это не рок. Но внутреннее предназначение человека. Ты должна проявить свою волю, быть достойной судьбы.
Кена не ответила, и Сигрун её покинула.
А вечером следующего дня стук копыт разрезал тишину за окном, и всадник, закутанный в меховой плащ и капюшон, в маске, защищавшей лицо от ветра, остановился у дверей.
Какое-то время Кена слышала за стеной негромкий говор, а потом Сигрун вошла в дом.
– Собирайся, – сказала она, – он приехал за тобой.
Глава 5. Дорога
Дороги изрезали землю северян вдоль и поперёк. Там, где их пересекали многочисленные речки, ручьи и водопады, были насыпаны броды.
– Идти можешь? – спросил Льеф.
Кена кивнула, и тут же, не слезая с коня, Льеф накинул верёвку ей на запястья, а в следующую секунду ударил коня по бокам – легонько, но тот всё равно припустил вперёд так, что Кене пришлось бежать следом трусцой.
Колючая верёвка натирала руки, петля выворачивала плечо. Спутавшиеся волосы метались при каждом прыжке и лезли в глаза, так что Кена едва успевала сдувать их с лица. Через несколько минут она, непривычная к подобным нагрузкам, запыхалась, но Льеф, казалось, ничего не замечал.
Северянин верхом сидел ровно и был полностью погружён в собственные мысли.
Кена изо всех сил старалась поспевать за ним.
Новый «господин» – даже мысленно слово это по-прежнему давалось Кене с трудом – был суров, и всё же Кена радовалась, что её забрал не тот, другой.
Златобородый её пугал. И Кена хорошо запомнила, что он отобрал у неё брата. Этот, другой… он не походил на северян, и Кена пока что не знала, как его понимать. В нём не было холода, хотя и тепла Кена в его словах не слышала.
Кене стало страшно. Будущее виделось ей в мрачных тонах. Снова и снова мысли возвращались к тем часам, когда она потеряла семью и род. Кена знала, что не должна бояться, но справиться с собой не могла.
Отец и братья всегда говорили: «У тебя чуткая душа». Это значило – она чувствует то, что другие и понять не могли.
Кена умела видеть облик богини в солнце, опускавшемся за горизонт, или знаки грядущего лета в первом весеннем дожде.
Братья родились воинами, как и отец, но хотя сила много значила для народа Кены, они ценили её способность видеть мир, считая девушку «тронутой волей богов».
Теперь не осталось ни братьев, ни отца. А здесь, на Севере, воля их богов никому не нужна.
Всю свою юность Кена провела в изучении легенд, но вряд ли они кого-то заинтересуют здесь, в чужих краях.