Колесо судьбы. Канон равновесия
Шрифт:
Руки. Крепкие, жилистые, хоть и тонкие, с синей кожей. Какая-то невкусная гадость на ложке, но от рук никак не увернуться. Шелест перьев, черных как уголь…
Кетар в бессильной ярости ударил лапой по пластине минерала. Лирофанит выдержал. Зачем, зачем все это? Зачем он сам, руководствуясь «всеобщим благом», играет судьбами не простых смертных — своих же детей?
— Эх ты… Чучело пернатое.
И снова несколько перьев, враз поседев, опустились на пол серыми клочьями пепла. Янос сейчас больше походил на старую помятую игрушку — забытую и сломанную,
— Ты моя птица, — шепнул он в самое ухо вождю. — Слышишь?
Вемпари вздрогнул и затих, на мгновение подняв взгляд на друга. То ли не знал, что сказать, то ли все еще не верил, что его не пытаются придушить или ударить. Он молчал, нервно дрожа крыльями.
— Кетарэ, разве… — но снова голос предательски дрогнул и вырвался слабым кашлем.
— Разве мы люди или дети, чтобы рассориться из-за того, что было тысячи лет назад, и за что давно заплачено? А если мне когда-нибудь придется проделать то же самое — кто возненавидит меня?
Янос странно встрепенулся, быстро дернув взглядом в сторону, помотал головой:
— Это все… слишком неоднозначно… Может быть… И я… Когда…
Казалось, крылатый пытается говорить о нескольких вещах сразу и путается между ними.
— Ты говори яснее, — Кетар убрал руки и отстранился, зная, что друг не любит лишних нежностей. — Невмешательство — хорошая штука, но иногда излишне вредная. Если что-то видишь — скажи, прекрати молчать!
— А… кажется, мне не показалось… — в красновато-карих глазах вспыхнул белесый огонек, но тут же исчез. — Рейдан…
Кхаэль вздрогнул. Удушливый страх подкатил к горлу, сердце снова ударилось о ребра. Его Первый князь. Его опора? Что с ним? Порой вытягивать из Яноса правду было все равно, что гнутый гвоздь клещами драть. И за это точно стоило перья выщипать!
— Что ты видишь? — снова навис он над пернатым.
— Рей, он… с ним что-то не так, и потом… будет… — Янос зажмурился, отступил назад, пытаясь ухватиться за стену и начиная медленно сползать на пол.
Кетар прыгнул. Поймал, отнес в кресло. Присев на колено рядом с полуобморочным вемпари, пару раз легонько хлопнул по щекам, досадуя на капризный дар — чем сильнее и ярче вождя накрывало предвидением, тем меньше он успевал сказать перед обмороком. А потом, к несчастью, не помнил ничего из того, что говорил.
Черные крылья вяло скребущие по полу, вдруг резко выгнулись вверх, заостряясь сталью броневых перьев — лязгнул металл, поднялся удушливый и непривычно едкий запах грозы и пепла с серно-чешуйным послевкусием. Янос трепыхнулся, едва не вывалившись из кресла:
— Смерть… смерть в небе… черный… Рей, стой! — и вемпари разом опал, окончательно, на этот раз, потеряв сознание.
Часть 2. Десмодский Волк
4. Выгода мертвеца
А позволю-ка я себе вмешаться в рассказ Илленн-эрхан на правах второго главного участника тех достопамятных событий, а главное — на правах законного супруга.
В самом деле, писательским талантом в нашем обширном семействе обладает не она одна. Чего прибедняться? При моей, скажем так, должности владение эпистолярным жанром обязательно — вельможи за своего не примут, ежели не научишься развешивать по их ушам словесные кружева, а изобразить более-менее художественный рассказ не намного сложнее… Заранее прошу прощения за некоторую жесткость и грубость стиля. Я ифенху военный, к женским утонченностям не приучен, рассказывать буду, как умею. Так оно, пожалуй, быстрее выйдет.
Начать следует с того, что расчет любимого наставника я понял далеко не сразу. Вернее, поначалу совсем не понял. Ну дурак был. Идиот. Хотя, что прикажете думать? Учитель мало того что гоняет, как сопливого мальчишку, не обращая внимания на всякое там высокородие с крыльями, так еще и девчонку подсунул вредную. Сиди мол, Волчара, в няньках, на большее не способен. Меня это вкупе с ее поведением несказанно злило, но поди попробуй перечить Кетару Коту! Дитя этим пользовалось и ездило на мне, как хотело, а уж доводить до белого каления уже тогда умело мастерски. С другой стороны, она была единственным существом, принимавшим меня безо всяких оговорок. И до сих пор таковой остается. За это земной ей поклон.
Я должен был бы спохватиться еще тогда, когда первым колокольчиком прозвенел испуг за нее в горах. А потом при стычке с ее братом. Потому что я детей не люблю и не понимаю, они для меня страшнее акрейских ящеров. Тут уж не пришибить бы ненароком со злости, не то, что за них пугаться; в этом смысле меня ничему не научило даже рождение собственного сына от первой жены — Бастаен как рос сорняком, так им и остается по сию пору.
Но я не спохватился и не задумался. Я отчего-то наслаждался непривычным ощущением заботы о ком-то много младше и слабее себя. Когда пришло время уходить домой, понял, что без этой рыжей пигалицы дни мои опустеют. Где будут ее бесконечные шалости и вопросы, от которых впору за голову было хвататься?
Вспомнилось, как однажды летом, аккурат в ее сто десятый день рождения я сидел себе на крыльце с чашкой чая и никого не трогал. Было жарко, солнце стояло в зените. Я только-только научился не прибегать к помощи щитов в такие вот яркие дни, да и вообще безбоязненно пить что-то кроме крови и вина. Пряный напиток с запахом луга и меда заставлял меня расслабленно мурчать и почему-то думать, что вот так вот выглядит счастье.
Рядом на самом солнцепеке развалился брюхом напоказ Айфир Обсидиан — черно-серый пятнистый дрейг, бессменный компаньон и собутыльник Владыки Кетара. Он грелся, распластав по земле паруса крыльев. Кончик гребнистого хвоста то загибался кверху, свиваясь кольцом, то снова падал на траву.
Красота.
— Во-олчи-ик! — раздалось из ближайших ягодных кустов.
Я вздрогнул и на всякий случай отставил чашку от греха подальше. Мое милое нареченное дитя запросто может ее с разбегу смахнуть и не заметить.
Раздался треск, мяв, и чумазое дитя кубарем выкатилось из зарослей. Поднявшись на ноги, оно честно попыталось превратить себя в княжну.
Получалось плохо — ободранные коленки, перепачканные землей и соком руки и мордашка, платье, с утра бывшее кремовым… И венец всего этого — рыжее воронье гнездо на голове.