Колесо тьмы
Шрифт:
— Благодарю вас, мистер Кемпер, за чрезвычайно интересный вояж. — И с этими словами Пендергаст высвободил руку и запустил в саквояж.
Кемпер настороженно следил за его манипуляциями.
— Нет нужды давать на чай корабельным офицерам, — грубо отрезал он.
— Я думаю, вы с удовольствием примете эти чаевые, — ответил Пендергаст, извлекая на свет сверток в непромокаемой ткани.
— Что это? — спросил Кемпер, принимая пакет.
Но спецагент больше ничего не сказал. Просто повернулся на каблуках и вместе со спутницей растворился в полумраке раннего утра, направляясь в сторону людского потока.
Ле Сёр смотрел, как Кемпер разворачивает сверток.
— Похоже
— В жизни не встречал более странного человека, — пробормотал Кемпер себе под нос.
Ле Сёр его не слышал. Он все думал о заколдованном, демоническом облаке, которое поглотило капитана Мейсон.
Эпилог
Лето наконец пришло в долину Льолунг. Река Цангпо ревела в каменном русле, питаясь талыми снегами с великих гор. Трещины и впадины на дне ущелья наполнились цветами. Черные орлы парили над утесами; их пронзительные крики эхом отдавались от громадной стены из гранита в верховьях долины, смешиваясь с рокотом водопада, увенчанного плюмажем водяной пены. Вырываясь из теснин русла, поток перистыми гребешками низвергался на разбросанные внизу камни. И над всем высились три горные громады: Дхаулагири, Аннапурна и Манаслу — в мантиях из вечных льдов и снегов, словно три холодных далеких властелина.
Пендергаст и Констанс ехали бок о бок по узкой тропе, ведя в поводу черного пони, к спине которого был привязан длинный ящик, завернутый в парусину.
— Мы окажемся на месте еще до заката, — обронил Пендергаст, глядя на едва заметную тропу, вьющуюся вверх по открытому гранитному склону.
Какое-то время они ехали в молчании.
— Я нахожу любопытным, — вновь заговорил спецагент, — что Запад, настолько продвинутый во многих отношениях, все еще находится во тьме Средневековья, когда дело касается понимания глубин человеческого разума. Агозиен — превосходный пример того, насколько более продвинут Восток в этой области.
— У тебя есть какие-то соображения о том, как он может функционировать?
— На самом деле, по странному совпадению, я как раз прочел статью в «Таймс», которая может пролить на это свет. Статья о недавно открытом математическом объекте под названием «Е-восемь».
— «Е-восемь»?
— Да, «Е-восемь» открыла группа ученых Массачусетского технологического института. Суперкомпьютер, постоянно работая в течение четырех лет, должен был решить двести миллиардов уравнений, с тем чтобы вывести некий образ — надо сказать, весьма несовершенный, по общему признанию. Я был поражен его сходством с Агозиеном.
— Что же он собой представляет?
— Нечто довольно неопределенное. Чрезвычайно сложное изображение, состоящее из взаимосвязанных линий, точек и поверхностей, сфер внутри сфер. Оно занимает около двухсот пятидесяти математических измерений. Говорят, что «Е-восемь» самый симметричный из возможных объектов. Более того, физики считают, что «Е-восемь» может быть отображением глубокой внутренней структуры самой Вселенной — реально существующей геометрией пространственно-временного континуума. Трудно себе представить, что тысячу лет назад монахи в Индии каким-то образом открыли этот удивительный и уникальный образ и перенесли его на полотно.
— Пусть даже так, я все равно не понимаю. Как может простое созерцание чего-либо изменить разум?
— Точно не знаю. Геометрия этого образа каким-то образом активизирует нервную сеть мозга. Это создает резонанс, если угодно. Возможно, на глубинном уровне наш мозг сам отражает фундаментальную
— Поразительно.
— В восточной философии и мистицизме существует много такого, что неповоротливому западному уму еще предстоит постичь. Но мы начинаем наверстывать упущенное. Ученые, такие, к примеру, как Харвард, едва приступив к изучению воздействия тибетской медитативной практики на ум, к своему изумлению, обнаружили, что она действительно вызывает долговременные физические изменения в мозгу и теле.
Путники достигли переправы через Цангпо. Мелкая и широкая у брода, она весело скакала по галечному руслу, воздух полнился веселым журчанием. Лошади опасливо ступили в стремительный поток, осторожно нащупывая дорогу.
— А дымный призрак? Этому тоже есть какое-то научное объяснение?
— Научное объяснение есть всему, Констанс. Не существует чудес или волшебства, — только научные знания, которые мы еще не открыли. Дымный призрак, так называемая тульпа, или мыслеформа, — сущность, созданная путем интенсивной фокусировки воображения.
— Монахи обучали меня некоторым техникам создания тульпы и предостерегали от таящейся здесь опасности.
— Это крайне опасно. Данный феномен впервые описала французский исследователь Александра Давид-Неэль. Она изучала секреты создания тульпы не так далеко отсюда, возле тибетского озера Маносавар. Француженка упорно и энергично экспериментировала и, похоже, начала визуализировать пухлого жизнерадостного маленького монашка по имени брат Тук [51] . Поначалу монах существовал только в ее воображении, но постепенно начал жить собственной жизнью и время от времени делался виден, когда мелькал над лагерем и пугал спутников Давид-Неэль. Далее дела пошли хуже: Александра потеряла контроль над монахом, и тот начал видоизменяться в нечто высокое, сухощавое и гораздо более зловещее. Порождение фантазии вышло из-под контроля — точь-в-точь как наш дымный призрак. Исследовательница попыталась уничтожить его, но тульпа энергично сопротивлялась, и конечным результатом стало физическое единоборство, в котором Давид-Неэль едва не погибла. Тульпу на борту «Британии» создал наш друг Блэкберн — и она же его и убила.
51
Духовник Робина Гуда.
— Значит, он был мастером, адептом?
— Да. В молодости путешествовал и изучал эти науки в Сиккиме. Он сразу же понял, что такое Агозиен и как его можно использовать — к большому несчастью для Джордана Эмброуза. То, что дело кончилось именно Блэкберном, отнюдь не простое совпадение. В передвижении этого предмета по миру нет ничего случайного. Можно сказать, что Агозиен старался выйти на Блэкберна, используя Эмброуза в качестве посредника. Блэкберн, с его миллиардами и смекалкой владельца интернет-компании, находился в идеальном положении для того, чтобы распространить образ Агозиена по всему земному шару.
Некоторое время путники ехали в молчании.
— Знаешь, — проговорила Констанс, — ты никогда не объяснял мне, каким образом тебе удалось натравить тульпу на капитана Мейсон.
Пендергаст ответил не сразу. Было совершенно очевидно, что это воспоминание для него до сих пор болезненно.
— Когда я высвободился из его волчьей хватки, то позволил сформироваться в сознании одному-единственному образу — образу Агозиена. В двух словах: я внедрил этот образ в тульпу и дал ей новый объект желания.