Колесо времени(Солнце, Луна и древние люди)
Шрифт:
Вторая дата (4500 лет до нашей эры) показалась сторонникам этой гипотезы более предпочтительной, поскольку она как раз и определяла конец тех самых «допотопных времен», когда возлюбленные господом патриархи завершали свои штудии по геометрии и астрономии. Ведь начало потопа датировалось временем около 6 тысяч лет назад, откуда и вело отсчет поколений современное человечество. Согласно логике подобных рассуждений, выходило, что, когда на Земле появились современные люди, астрономия уже прошла длительный путь развития, превзойдя их по возрасту. Ориентировочные, того же плана, что и приведенные выше, хронологические прикидки историков астрономии показывали, что корни небесной науки восходят ко «временам Адама», по крайней мере к периоду за полторы тысячи лет до наступления потопа, и, значит, возраст ее насчитывает по меньшей мере 7 тысячелетий. Выделение
В свете таких цифр следует ли удивляться высказанным еще в прошлом веке утверждениям, что шумерийцы в Двуречье наблюдали за небом в V–IV тысячелетиях до нашей эры? Сомневаться в том едва ли приходится, если постараться вспомнить, как Каллисфену, который сопровождал Александра Македонского в его походе на восток, удалось собрать сведения об астрономических наблюдениях в Месопотамии, восходящих к 2300 году до нашей эры. Собранные Каллисфеном, как и оставшиеся ему недоступными, по-видимому, значительно более древние документы, как считается, хранились в потаенных жреческих архивах при храмах, которые одновременно представляли собой астрономические обсерватории. Во всяком случае, в античные времена если бы кто и высказал удивление или сомнение относительно возраста астрономии, то лишь по поводу прямо противоположному: неужто астрономия столь молода, что ей всего только 6 или 7 тысяч лет? Ведь известно утверждение Эпигена, что астрономические наблюдения стали производить около 720 тысяч лет назад. А почему остается в забвении мнение многомудрого жреца античности Бероза, который называл по тому же поводу меньшую, но тоже не лишенную впечатляющей древности дату — 490 тысяч лет? Надо бы также принять во внимание мысль Цицерона о том, что астрономия начала отсчет своего развития 470 тысяч лет назад, и великого Гиппарха, который определил возраст ее в 270 тысяч лет. Неужто, наконец, ничего не стоят подсчеты Диодора Сицилийского, который полагал, что обитатели Двуречья начали наблюдать солнечные затмения около 173 тысяч лет назад?
Современному археологу, в особенности тому, кто специализируется в изучении древнекаменного века, остается лишь добродушно посмеяться над наивностью и святой простотой древних мудрецов. Еще бы — ведь они тогда понятия не имели, что рассуждают о временах, когда на Земле в действительности жили неведомые существа, которые именуются теперь архантропами или обезьянолюдьми. Можно представить, в какой ужас пришел бы утонченный грек или углубленный в сложные по поводу судеб людских астрологические размышления халдейский астролог, если бы им довелось вдруг столкнуться лицом к лицу с узколобым, сутулым и волосатым, едва прикрытым шкурой предком с лицом обезьяны, который был вооружен грубо оббитым камнем или сучковатой дубиной. О какой астрономии можно говорить, если эти предшественники человека разумного едва ли обменивались друг с другом словами, поскольку язык, неуклюже ворочаясь во рту, не слушался их, и они едва только начали осваивать огонь?!
Впрочем, быть может, палеолитоведы проявят снисходительность в критике античных натурфилософов. Нужно же, в самом деле, принять во внимание давность лет и то решающее обстоятельство, что они, несмотря на обычную их прозорливость в рассуждениях по проблемам куда более сложным, все же не сподобились догадаться о такой эпохе в истории человечества, как древнекаменный век, а главное — доверяли порой мифологическим побасенкам и сказочным чудесам.
Иное дело, однако, когда рискованные заключения об исключительной древности небесной науки стали, очевидно по традиции, делать даже незаурядные умы относительно близкой к современности эпохи. В их ряду оказался и знаменитый французский астроном, математик и физик Пьер Симон Лаплас, создатель нашумевшей в конце XVIII в. гипотезы о возникновении солнечной системы из вращающейся газовой туманности. О вере его, близкого материализму космолога, в господа бога и ученых патриархов говорить не приходится, ибо разве не он в ответ на недоуменный вопрос всесильного Наполеона, почему в своем сочинении «Небесная механика» не упомянул о боге, предерзостно в равнодушии ответствовал: «Я не нуждаюсь в такой гипотезе». Между тем это он, П. Лаплас, рассуждая о времени выделения зодиака, настойчиво предлагал в четыре раза увеличить число лет, от которых, согласно дотошным расчетам богословов, велся отсчет знания человеком созвездий, расположенных на пути движения Солнца. В итоге получалось, что зодиак стал ведом человеку около 25 тысяч лет назад.
Пример, показанный выдающимся «небесным механиком», оказался заразительным. И вот уже филологи неожиданно вклинились в жаркие споры о происхождении астрономии: после скрупулезного лингвистического анализа священных гимнов индоевропейцев «Ригведы» и «Авесты» знатоки древнейших языков высказали заключение, что космогонические и космологические системы, отраженные в текстах их, должны восходить ко времени около 14–20 тысяч лет тому назад. Возможно, на все это в другое время не стоило бы обращать внимания, а тем более тратить излишние усилия на опровержение очевидных заблуждений. Но тут ко второй половине XIX века вдруг выяснилось, что прежние представления о календарях «всех исторических народов, древних и новых», базирующиеся на исследованиях берлинского астронома Людвига Иделера, на глазах начали устаревать. Его «Руководство по математической и технической хронологии», опубликованное в 1825–1826 гг., создавалось главным образом на основе сообщений о приемах счета времени, которые содержались в книгах классиков античности. Новые материалы требовали коренного пересмотра сложившихся у Л. Иделера представлений относительно обстоятельств зарождения календарей, а также истоков их и истории развития.
Стоило развернуться с достаточной широтой исследованиям памятников классической древности, что в изобилии сохранились в долинах Нила, Тигра и Евфрата, благодатных речных колыбелях ближневосточных цивилизаций, и сразу традиционные письменные источники, которые воспринимались ранее в качестве единственных документов, позволяющих раскрыть прошлое астрономии, отошли на задний план. Их место заняли памятники эпиграфические: стелы, испещренные ликами богов и египетскими иероглифами, «глиняные книги», а также каменные плоскости и «столпы», покрытые угловатыми, вроде отпечатков ног неведомых птиц, знаками шумеро-вавилонской клинописи. Прочтение древних письмен дало новую основу для хронологии, а сама она стала областью, где история, а значит, и археология самым естественным образом соприкоснулись с астрономией. Разбирающийся с муками в путаницах дат исследователь истории и археологии древнейших цивилизаций Передней Азии и севера Африки ради успеха дела должен был теперь, хотел он того или нет, не только овладевать знаниями лингвистическими и историческими, но и познавать тонкости науки астрономической. Ибо в том и состояла специфическая особенность той ученой области, которая стала называться хронологией древнего мира.
Ф. К. Гинцель, который взял на себя труд ввести в оборот новые календарные сведения, обратил внимание на сходство в счислении времени у разных народов. По его мнению, это свидетельствовало прежде всего о создании календарных систем во времена весьма отдаленные и, возможно, о наличии некоего общего истока. Насколько же он отдален по времени от современности и где его следует искать? Возможно, в Египте, отвечал Ф. К. Гинцель, поскольку именно там при раскопках в Дендерах удалось обнаружить каменную плиту с изображениями знаков зодиака, которые, согласно первоначальным расчетам (как потом вылепилось — ошибочным), следовало датировать временем около 12–16 тысяч лет назад.
В предположении об особой для становления астрономии значимости древней культуры Египта не было ничего удивительного в свете известного рассказа Геродота о том, что египетские жрецы наблюдали периодические небесные явления на протяжении более 11 тысяч лет. По словам собеседников великого греческого историка, со времени правления первого фараона, когда начались наблюдения Неба, и до последнего владыки страны Хапи прошло 341 поколение людей и 11340 лет. Как уверяли жрецы, за это время покачивающаяся в пространстве плоскость, в которой перемещалось Солнце, четырежды становилась перпендикулярно небесному экватору. В повествовании Геродота впечатляла не только ошеломляющая давность наблюдений египтян за Небом, что будто бы подтверждалось теперь зодиаком на плите из Дендер, но и уяснение жрецами-астрономами такого тонкого небесного явления, как периодические перемены в наклоне эклиптики.
А разве не об исключительной древности астрономии в Египте свидетельствовал их солнечный календарный цикл в 1461 год [6] , связанный с наблюдением в день летнего солнцестояния утреннего восхода звезды Сотис (Сириуса)? Сколько же времени поколения жрецов наблюдали в бессонные ночи Небо, чтобы уловить возврат к исходной точке знаменательного события, которое произошло почти полтора тысячелетия назад! Осторожные археологи и историки не рисковали заходить далее конца V или середины IV тысячелетия до нашей эры (учитывалось, в частности, что найденные на памятниках отметки высоты подъема вод Нила относятся к середине IV тысячелетия до нашей эры, значит, появление внимания к Сириусу, с восходом которого совпадало это событие при начале цикла в 1460 лет, относится к этой эпохе). Кого не смущали тысячелетия, так это астрономов. Так, Ю. Опперт в середине прошлого века произвел календарные расчеты и, отметив, что один из древнеегипетских солнечных циклов продолжительностью в 1460 лет завершился в 1332 году до нашей эры, пришел к выводу: счисление времени подобными периодами началось в 11542 году до нашей эры. Нетрудно подсчитать, что, определяя эту дату, Ю. Опперт сделал от 1332 года до нашей эры в прошлое семь «солнечных временных шагов» по 1460 лет каждый.
6
При продолжительности года в 365 дней. В обычном исчислении — 1460 лет.
Но такой отсчет делался не только для подтверждения истинности сообщения Геродота о почтенной давности наблюдений египетских жрецов за Небом. Это был прежде всего прием для доказательства справедливости мысли о поразительном в единовременности начале календарных циклов у разных народов. В частности, отметив, что календарь Двуречья составляли лунные циклы продолжительностью в 1805 лет, а конец одного из них приходился на 712 год до нашей эры, Ю. Опперт, ничтоже сумняшеся отложив в прошлое 6 «лунных временных шагов» по 1805 лет каждый, получил ту же дату — 11542 год до нашей эры. Результаты подобных календарных манипуляций стали затем в руках Г. Гербигера самым весомым аргументом в пользу фантастической гипотезы о «космической катастрофе» — захвате Землей Луны около 13 тысяч лет назад, после чего будто бы и началась разработка человеком календарных систем. Ценность таких изысканий не намного больше библейских повествований о потопе и мифических вкладах в развитие астрономии внуков Адама, а также почтенных патриархов.