"Колхоз: Назад в СССР". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
— Значится так... Имейте в виду, идущего кабана можно услышать издалека. Он, прямо скажем, не стесняется. Там точно не перепутаешь с куропаткой. Но если кабан, в обратку, почует опасность, то сразу в момент остановится. Он тогда резко выдыхает «фуком» и бесшумно исчезает. Так что смотрите, не «профукайте» добычу. Поэтому не курить, не разговаривать и по возможности не шевелиться. Кабаны плоховато видят, но прекрасно слышат. Самое главное, ребятки, в этой охоте — выдержка и терпение. Андрюх, ты же никогда на кабана не ходил?
Братец прыгал рядом со мной на
— Нет. Не ходил. Я же не самоубийца. На кабана опытные охотники ходят. И… — Андрюха с тоской покосился на довольного Матвея Егорыча. — И Вы.
— Да. Верно говоришь. Кабан — это животное крепкое. Его ежли с первого раза не завалил, все.
— Что все? — Я поправил ружье на плече, которое болталось там, как на корове седло, то есть, вообще ни к чему.
— Беги тогда. Что же ещё? — Дед Мотя весело хохотнул. Не знаю, что его в этом веселило. — Причем, Жорик, беги быстро. Ты стрелять-то умеешь?
— Очень своевременный вопрос! Я уж думал и не зададите его. Представляете, нет.
— Ааааааа… Ну, это ты не боись. Сейчас расскажу. Значится, смотри. Вот, к примеру, видишь ты мишень, которая движется. То бишь, кабана. Несётся такой секач, килограммов под двести, а то и триста. Как повезет. И вот тебе, значится, нужно вскинуть ружье, навести мушку, взять упреждение, продолжая двигать ствол, а потом нажать на спусковой крючок. Это, Жорик, вообще не сложно. Понял? Классическая техника стрельбы, можно сказать. Ее уж охотники используют не первый век. Имей в виду, упреждение должно составлять несколько корпусов бегущего зверя. Конкретное количество зависит от расстояния, скорости передвижения, направления и силы ветра. В общем, гляди, какой нам попадется секач, и от этого отталкивайся.
— Какое, млять, упреждение? Что это вообще? Матвей Егорыч, я не понимаю ни черта из того, что Вы говорите. Мушку я знаю одну. Ту, которая любит садиться на сладкое. С крылышками. Мушку, комарика, жучка, паучка. Все. Больше никаких мушек не видел ни разу в жизни. И где здесь крючок, тоже не имею понятия.
Матвей Егорыч смачно выматерился, остановился, подошёл ко мне, надломил ружье и сунул мне в нос.
— Вот! Видал? Там внутри — кабанья смерть. Если ты не промахнешься. А если промахнешься, так будет наша. И я, чтоб ты понимал, не образно.
Потом, правда, дед Мотя нормально, по-человечески показал мне, что конкретно надо делать, чтоб ружье выстрелило. Причем, желательно, не в меня, не в Андрюху и не в самого деда Мотю. Но мы сошлись на том, что я буду страховать, а вся тяжесть охоты ляжет на Матвея Егорыча. Потому как он — добытчик и наша главная убойная сила.
На Андрюху, мы решили, ничего не ляжет. По заверениям деда Моти, на братца итак много лет назад легла глупость в чистом виде. Причем, как легла, так уже и не встала. Это тоже со слов
— Ищите вокруг кабаньи следы. Вероятней всего, что с кормежки он будет возвращаться домой той же тропой. Найдем лежку, подумаем о засаде.
— Так какая нам засада, если у нас вон, — Я кивнул на Переростка— Его с загипсованной ногой и костылями ни в одни кусты не засунешь.
— Почему кусты-то? Это может быть дерево и другая возвышенность, с которой удобно произвести меткий выстрел. — Ответил Матвей Егорыч, порадовав нас с Андрюхой уверенностью, что выстрел будет непременно "меткий".
Короче, пока мы двигались по лесу, разыскивая место предполагаемой лежки кабана, я даже немного успокоился. По крайней мере, вел себя Матвей Егорыч очень уверенно. Будто за его плечами не один убитый кабан. Даже, я бы сказал, целое стадо кабанов.
А дальше случилось вообще неожиданное. Мы реально нашли место его кормёжки. Причем, на самом деле это было настолько неожиданно, что даже дед Мотя охренел от своего внезапного охотничьего профессионализма.
Да что там дед Мотя. Сдается мне, сам кабан охренел бы от того, что его раскрыли, если бы знал.
Главное, следы присутствия этого животного были настолько заметны, что не находись я в этот момент на месте сам, не поверил бы ни Матвею Егорычу, ни Андрюхе. Кабан будто специально топтался по всему периметру, стараясь оставить метки для особо одаренных. Круче было бы только найти на месте кормежки табличку с надписью "Ждать здесь" и стрелкой, которая конкретно указывает в нужную точку.
— Кормится он тут, гад. Кормится! — Счастливый дед Мотя нарезал круги по поляне. — Так… Сейчас перекусим. Днём он не придет. Точно не придет. Ждать надо к ночи. Время есть.
Матвей Егорыч достал из рюкзака кусок ткани, который оказался скатертью, разложил всю снедь, прихваченную из дома, и жестом гостеприимного хозяина указал нам на импровизированный стол.
— Добро пожаловать, оболтусы. Как говорится, кушать подано, садитесь жрать.
Мы с Андрюхой благополучно плюхнулись на землю. Оба ружья, и мое, и Матвея Егорыча, отставили в сторону.
Между прочим, атмосфера была весьма даже приятная. Птички поют, листочки шуршат. Красотища…
— Сейчас, значится, поедим, потом берём помёт и мажемся. Устроим засаду. Я полезу вот туда. На старый дуб. Андрюха, ты сиди вон в тех кустах, просто тихо. Наблюдай. Жорик, вот на то дерево устроишься, которое напротив.
Я подавился бутербродом. В этот момент как раз уминал его за обе щеки. Мне однозначно не понравилась в плане Матвея Егорыча та часть, где мы мажемся помётом. Потому что, даже будучи городским человеком, я прекрасно знал, что синоним слова "помёт" — дерьмо. Обычное, вполне себе мерзкое дерьмо.
— Ничем мазаться не буду. Такого уговора не было. — Я категорично затряс головой.
— А мне нельзя, у меня — гипс. — Как ни в чем ни бывало заявил Андрюха и постучал костяшками пальцев по своей ноге. Той, которая была сломана. Какую он нашел связь между кабаньим помётом и своей конечностью, не знаю.