"Колхоз: Назад в СССР". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
Мы разыскали нужным дом.
— Вот. Он. — Андрюха припарковался на небольшой площадке и указал рукой в нужную сторону. — Видишь? Слева — стадион. Рядом — сараи, детская карусель и деревянный олень. Батя рассказывал, что этого оленя притащил какой-то сосед из парка. С пьяных глаз решил, будто во дворе ему будет лучше.
— Вижу…— Я открыл дверь и выбрался из машины. Андрюхе велел ждать меня в тачке.
— Жорик… — Братца этот факт сильно расстроил. Снова что-то интересное происходит без его участия. Он изобразил огорченную физиономию, но я был непреклонен. Слышать ему ничего не нужно. Видеть, на всякий случай, тоже. Мало ли. Достаточно того, что итак кручусь, как уж на сковороде. То Наташке
Прошел от тачки вперёд, во двор.
Погода стояла отличная. Самое то, чтоб кто-нибудь выбрался на улицу. Естественно, на лавочках сидели старушки, в количестве двух штук. Вернее, не совсем, конечно, старушки. Скорее, женщины в годах. Рядом — бегали дети. Мальчик и девочка. Или ровесники, или погодки. Лет пять.
— Здравствуйте. — Культурно поприветствовал теток. — Хорошо у вас тут. Тихо, спокойно.
— Здорова, коль не шутишь. — Ответила одна из них. Судя по всему, местная крестная мать. Потому что взгляд, которым она меня окинула, был оценивающим. Типа, кто я такой. Свой, не свой. Местный, чужой. Что за фрукт, вообще.
— А я вот собираю информацию. О старых районах города. Для газеты. — Улыбнулся теткам и присел рядом с ними на лавочку. — Буду статью писать. Хочу заранее определиться, куда потом за материалом ехать.
— Это правильно. — Тетка кивнула, соглашаясь. Мол, благое дело. — А то строят эти новые, девятиэтажные. Живут люди, как в коробках. Ничего друг о друге не знают. Иной раз даже не здороваются. Я вон, у дочери была. Ну, что это такое? С одной стороны то оно, конечно, хорошо. Отдельная квартира. Своя кухня. Ванная с туалетом даже раздельные. Мусор можно прямо в подъезде выбрасывать в специальную трубу. Слышь, Маш. Труба у них с дверцей. Туда высыпаешь и оно само вниз падает. А там уже дворник соберет. Но вот так на улицу, во двор выйдешь, а там — все незнакомые. И словом перекинуться не с кем.
— Есть такое. — Я со знанием дела покивал в поддержку теткиной речи. — А Вы сами? Давно тут живете?
— Дык сразу после войны. Как построили, так и заехали. Знаешь, сколько через меня жильцов прошло? Эх… Толик! Толик отдай Леночке ведерко! Отдай, говорю! Отцу расскажу, что деретесь, он вам всыпет! — Тетка отвлеклась на детей. Похоже, ее внуки. — Раньше то оно было совсем иначе. Как праздник, выносили стол, прям сюда, во двор. Все соседи собирались. Угощения — у кого, что есть. Кто картошечку, кто сальце, кто закрутки, которые с лета готовили. И песни пели под гармошку. И танцевали даже. Да…Сейчас все не то уже.
— Очень интересно. — Я поддакивал, соображая, как бы получше задать нужные вопросы. Потрепаться языком тетка точно любит. Это уже хорошо. Главное теперь, чтоб трепала она в нужном мне направлении. — У вас тут, наверное, историй всяких полно было? Это же все на глазах. Ничего не утаишь.
— А то! Чего только не было. Вон, как у Кольки-сапожника жена загуляла, так мы сразу узнали. Все. А Колька до последнего под своим носом ничего не видел. У нас, так-то в основном тут заводские жили. С Авиационного. Вон, торчит. Видишь?
Тетка махнула рукой в сторону тополей, из-за которых, на самом деле, виднелся забор аэродрома, принадлежащего заводу.
— Так она, Ленка, закружилась с мастером. Погоди… Из сорок первого цеха, вроде… Или из двадцать третьего… Ох, не скажу точно. Хороший парень. Сам из деревни. Хозяйственный. Руки — золотые. А Ленка, она лет на пять старше. Уж что он в ней нашел, не знаю. Так Колька ходил, рогами потолки задевал. Понял? А поймал их случайно, когда раньше времени домой пришел. Ох, и крику было… Колька за полюбовником по этажам бегает, тот от него, Ленка — следом. Колька сообразил, что молодого ему не догнать, давай уже Ленку гонять. Весело было. А еще приключилась у
— Да куда ты, Степановна, загнула. — Вмешалась вторая тетка. Машка. Так ее называла, вроде, рассказчица . — Этим-то годов всего было, ничего. А ты если про Светку и Евгения, они уже взрослые скружились. Тут быстрее Отелло и Дездемона подходят. Только наоборот.
Услышав знакомое имя, я замер. Светка. Неужели речь о Милославской.
— Ой, да я ж не про года. Я про любовь. — Степановна махнула рукой, — Ты сама вспомни. Светка с братом к нам сюда заселились. Помнишь? Высокий, приятный. Главное, сама с деревни девка. Уж не вспомню теперь точно, откуда, а гонору, гонору…Но хороша была, это да. Красивая. Глянешь раз, так и хочется любоваться. И вот за ней, конечно, парни гурьбой. Сколько ходило-то разных. И цветы носили, и в кино звали, и подарки дарили. Замуж — прям хоть сейчас. Но она все нос воротила. Понял? Мол, не про их честь такая роза расцвела. А брат, главное, совершенно нормальный парень. Звали его…
Степановна пожевала губами, вспоминая имя. Я сидел молча, всем своим видом демонстрируя внимание. В собственную удачу не верилось. Потому что речь и правда шла, походу, о Светланочке Сергеевне.
— Витька! Витька он. — Подруга толкнула Степановну локтем в бок. — Вылитый Николай Рыбников.
— Да! Точно. Виктор. Хороший парень. Я его для своей Надьки присматривала. Ох, муж из него вышел бы… Ну, не об этом речь. И вот представь. По какому-то стечению обстоятельств, заселили нам семью. Муж — художник. Красивый…— Тетка закатила глаза и прижала правую руку к обьемной гпуди. Видимо, чтоб я точно понял, какой красивый был этот художник. — На Василия Ланового похож.
— Да хватит тебе. Вылитый Юрий Соломин. Даже родинка была. Вот тут. — Вторая тетка указательным пальцем ткнула себе в уголок губ.— О! Да вот, как у тебя. Заявила она и ткнула теперь в мою сторону.
Я улыбнулся, стараясь не выдать своих эмоций. Родинка, значит…Имеется такая у Жорика. Да. Не сказать, чтоб сильно заметная, но есть. У меня. А у Сеньки и маман нет такой. Над верхней губой эта родинка. Аккуратная.
— Да бог с ним. Ты слушай, что дальше. — Степановна разошлась не на шутку. Ей очевидно нравилось вспоминать старую историю, случившуюся у них в общежитии. — Звали, значил, этого художника Евгений. И порода такая…Ну, чисто голубая кровь. Ему жена утром спозаранку, перед работой, то кашки варила, то блюда готовила, ненашенские. Понял? Буржуйские блюда. Говорила, нельзя Женечке тяжёлую пищу. Вот встанет с петухами и давай ненаглядному с завтраком суетиться. Потом — детей в школу. Двое у них было. Мальчик и девочка. Потом — сама на работу. На заводе табельщицей трудилась она. А Женечка ее проспит до обеда, проснётся, пожрет свои деликатесы, возьмет мольберт, или, как оно там называется, и рисовать пейзажи, значит, отправляется. У нас в то время водохранилища не имелось. Это его в 1971 только заполнили. А раньше там был огромный луг, деревья и река. Вот туда этот Айвазовский и ходил.
— Айвазовский море рисовал. — Перебила Степановну Машка.
— Да бог с ним. С Айвозовским. Сейчас о Евгении речь. Говорил всегда тихо, красиво. Интеллигентная, воспитанная сволочь, в общем. Жена, Тамарка, конечно, на его фоне совсем простушка была. Но любила его, страсть как. Да вот только, видишь, что вышло. Не только она любила. Светка наша прям помешалась на этом художнике. А он еще, ей про свою мазню рассказывал. Имена какие-то странные называл. Потом вообще предложил портрет нарисовать. Мол, муза она для него. Вот они и закружились. Месяца три. Тамарка только за порог, Светка бежит к этому кобелю. Уж не знаю, как это Томка столько времени ничего не замечала.