"Колхоз: Назад в СССР". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
— Ты меня зачем нагребал? — Заявляет мне Антонина.
— Тонь,— Говорю, — побойся Бога, мне что жить надоело?
— Вот и я о том же. Ты мне что обещал?
— Антонина! Ты ж сама себе хату выбирала!
— Ты мне сказал, что у меня с этой сучарой Танькой все поровну будет!
— Так у вас же квартиры одинаковые! Она ж под тобой живет! Такая же треха-один в один!
— Пошли! — Машет Тонька мне рукой и выходит на лестничную площадку.
Заходим в Танькину хату. Поначалу эти деятели даже двери не закрывали. Че, свои ж все люди! Идем в ванную.
— А это, млядь, что? — Говорит мне Тонька и тычет куда-то
— Что-что? — А я, не поверишь, хрен пойму, о чем речь. Ванная,
— Вот это!–Говорит Антонина и продолжает тыкать.
— Кафель.— До меня , наконец, дошло,
— А почему у меня его нет!
— Хорошо. Погоди минуту.
Иду в машину. Возвращаюсь с топором.
— На!
Она в ахере, ничего не понимает.
— Круши его! Чтоб у вас все поровну было!
Тут, значит, из небытия алкогольного счастья появляется хозяйка.
— Ты чего это, млядь такая, удумала, а?!
— Кафелю твою… — Начинает Тонька снова заводиться.
— Херафелю! А х ты ж сука подзаборная! Да я тебя!!!
Все. Вой, визг, грохот. На шум сбегаются мужики и начинается общее месилово. Еле успел выскочить. Потом Тоня всю ночь горланила песни под аккордеон в ванной. Поутру ее опять отмудохали. Через месяц жильцы уже не здоровались между собой. И дети забылись и все спасённые больные. Некоторые подходили, просили переселить их оттуда. Даже в меньшую площадь. К черту на кулички. "Лишь бы этих рыл постылых не видеть!". Не зря большевики с частной собственностью боролись! Портит она народ, ох портит! Так я к чему тебе все это… Чтоб жить, Дениска, надо крутится, понял? А вы, как медузы аморфные. Как желе. Сидите на всем готовом. Эх, Вас бы в 90-е….
И вот сейчас мне вспомнилась эта история, про дядю Мишу. Вспомнилась, сам не знаю почему. А вот идею в моей голове зародила весьма неплохую. Светланочка Сергеевна бегает от меня, как от прокажённого. Она явно понимает, начну задавать вопросы и не отстану. Маман, конечно, может опять включить упрямую дурочку и ни черта не говорить. Скорее всего, мы так и продолжим бестолковится. Но! Они с дядькой поступили в городе в институт. А жили, по-любому в общаге. Потом устроились на завод. И, по идее, должны были переехать уже в заводскую общагу. Тогда им никто бы квартиру снимать не стал. А свою еще надо было заработать. Случилось это двадцать один год назад. Не так уж давно. Общага — та же самая коммуналка. Там все все видели и все все знали. Значит, мне не надо расспрашивать Виктора, что там произошло и как оно было. Тем более, суть уже ясна. Надо затронуть времена его учебы. Выяснить, где они с маман, в каком общежитие обитали. Ну, а потом, идти и искать тех, кто остался из старожил. В принципе, областной город, это не Москва. Попасть туда не сложно. Но помочь с этим может только Николай Николаевич с его машиной. На велике я точно в город не поструячу.
Поднялся на ноги, сказал Андрюхе, что скоро вернусь, и потопал вдоль пруда, направляясь к дому председателя.
Глава 15. О любви и сеновалах.
Николая Николаевича на месте не оказалось. Это плохо. Мне по-любому надо решить вопрос с транспортом. Причём, вопрос это настолько важный, что я для себя точно понял, если не договорюсь с председателем, пойду к участковому. Не знаю, правда, что скажу и зачем мне вдруг понадобился его мотоцикл, но что-то скажу. Придумаю. В конце концов, после знакомства с Матвеем Егорычем я стал гораздо более изобретательным, а мой мозг — богатым на всякие уловки. Дед Мотя с его склонностью к авантюрам научил меня выкручиваться из любой ситуации. Есть еще проблема. Нет прав у меня. Но об этом тоже подумал. Андрюха. Он в армии, типа, шоферил. Судя по рассказам самого же братца. Уж до областного центра мы
Однако, говорить об этом пока рано. Председателя нет. Куда его черт унес, на ночь глядя, Наташка не знала. Потому что дома она была одна. Мать еще днём, как оказалось, уехала в Воробьевку, чтоб присмотреть за Ниной Григорьевной. Не знаю, чего там присматривать. Только если ради безопасности окружающих. А то злобная старуха потравит соседей своим ядом.
Как бы то ни было, Наташкина мать отправилась ухаживать за свекровью, и там же осталась ночевать. Я, кстати, к Нине Григорьевне не испытывал никаких чувств, кроме брезгливости и какого-то ощущения липкой грязи. Вроде бы не сделала она ничего смертельного. Человека не убила, старушку не ограбила, котенка на улицу не выкинула, Родину не предала. Хотя… как посмотреть. Последний пункт под вопросом. Я еще про Аристарха правду не выяснил.
В любом случае, казалось она мне ничуть не лучше того же Лиходеева. Хотела, типа, помочь залетевшей по глупости Светланочке Сергеевне и ничего плохого не замышляля … Ага. Типа, доброе дело замутила. Но при этом, помогая маман, подставила Виктора.
Хотя,сама же рассказывала, какой дядька хороший человек и классный пацан. Двойные стандарты во всей их красе. Мне вот просто интересно, а как же, там, совесть, например? Есть она? Имеется ли осознание того, что девке беременной, которая по своей же глупости встряла, может, и помогла, а Виктору, который вообще никого не трогал, жизнь сломала. Нет, он нормально сейчас живёт. Вижу прекрасно, дядька совершенно не парится тем, что обосновался все-таки в деревне. У него хорошая семья. По-настоящему хорошая. Жена любящая. Как Настя на него смотрит, как говорит, как заботливо поправляет волосы, если дядькина башка разлохматится. Любит. Несомненно. Может, без всех этих страстей и безумств. Но с другой стороны, а что такое, вообще, любовь? Это ведь и есть то самое доверие, уверенность в человеке, желание оберегать и заботиться, взаимное уважение.
Но это хорошо, что так. А если бы Виктора все-таки посадили? Ну, вот на секундочку представить.
Что за странная логика? Я его слила, но точно знала, он просто вернется в деревню. Так и пусть маман бы возвращалась домой, к семье. Родила бы. Сама воспитывала. Пахала бы в поле. Или где там они пашут. Короче, в моем понимании, оправданий Нине Григорьевне нет. Подлость, она и есть подлость. Ладно, хоть бы за бабки. Это я, как современный человек, выросший на принципах "все продаётся и все покупается" понять, возможно, могу. Но просто так... Потому что лишь стало жаль Светланочку Сергеевну… Не знаю.
— Отец совсем с этой поездкой с ума сошел. — Девчонка перекинула волосы через плечо и теперь стояла, подпирая дверной косяк. Она теребила кончик своей косы, то заплетая его, то расплетая. Чего-то нервничала. Так мне показалось.
— Слушай, ну, а в чем прикол? Почему это так принципиально? — Я наблюдал, как ее пальцы перебирают косу, и не мог отвести взгляд. Залип на этом простом движении. Вспомнилось вдруг все, что между нами происходило. Удивительное дело. Вот вообще сейчас момент к этому не располагает, а я стою, как дурак, и гипнотизирую Наташкины руки. Или они меня. Хрен его знает.
— Лиходеев. В нем дело. Ты же знаешь, у них эта война сколько лет. Мамка поэтому ревновала батю к Ольге Ивановне, просто ужас как. Представляешь? Места себе не находила. Очень долго. Так и боялась, что старые чувства затуманят отцу голову.
— Думаю, уже вряд ли. — Я пожал плечами. — Слишком до хрена времени прошло. Теперь, даже если они узнают про Серёгу, это ничего не решит…
— Про какого Серегу? — Наташкины пальцы остановились. Я сразу выпал из транса, проклиная свой язык и девчонку заодно. Околдовала меня, наверное.