Колхоз: Назад в СССР 4
Шрифт:
Наташка громко закашлялась. Она, конечно, наверняка не знала, слышу ли я слова председателя, но решила создать на всякий случай шумовой эффект. А я, естественно, слышал. Вот, значит, как выходит. Даже Николаич в курсе Наташкиной симпатии. У нее все серьезно. Так получается.
— Вон. Видишь. Приболела поди? Ты давай, не затягивай. Тоже дуй спать. Хватит по Жорику убиваться.
— Хорошо, пап. Я чтоб вас не будить, на сеновале лягу.
Председатель что-то пробурчал себе под нос и исчез с крыльца.
Я
Наверное, яма была не сильно глубокой, но мне казалось, падал я куда-то к ядру земли.
Шлепнулся на задницу. Падение вышло достаточно болезненным. На удивление, руки, ноги, голова, все было на месте. Ни переломов, ни вывихов.
— Твою ж мать…
Я поднял башку и посмотрел на верхний край ловушки, в которой оказался. Вообще не близко. Копали яму четко. Стены — совершенно прямые, гладкие. Уцепиться не за что. Класс… И что делать? Орать я не могу. Побеспокою не только Николаича, который не спит, а как тень отца Гамлета, шарится по дому со своей "керосинкой", но и ближайших соседей.
Меня спасло то, что девчонка после слов председателя решила проверить, мог ли я их слышать. Она подкралась к коровьему жилищу и тихо произнесла мое имя. Я ответил. Но не из жилища. Это Наташка сразу поняла.
— Да где ты есть? — Громким шёпотом пытала она.
— Иди сюда. В сад. Тут я. На голос иди. Слышишь? Верёвку какую-то сразу бери.
Буквально через пять минут над ямой появилось лицо Наташка
— Ты зачем сюда залез? — Спросила она с выражением крайнего удивления.
— Залез? Ты серьезно? Млять... Люблю, знаешь ли, прыгать в ямы. Медом не корми. Что ни яма, бегу, сломя голову.
Так как башку я задирал вверх, то на фоне звёзд видел Наташкино лицо очень хорошо. Почему-то именно в этот момент девчонка показалась мне удивительно красивой.
Я любовался ею. Обычно в кино такие моменты должны показываться в замедленной съемке. Представил, как она медленно склоняет голову к плечу, её волосы от этого движения колышутся, будто колосья пшеницы на легком ветру, и скользят по спине. Она поправляет их рукой, бросает на меня загадочный взгляд и ласково улыбается. Играет какая-то романтическая музыка. И голуби. Белые. Обязательно в этот момент у неё из-за спины в воздух взлетают белые голуби. Устремляются ввысь, а её волосы развеваются от взмаха их крыльев и светятся в лучах солнца…
Внезапно из-за Наташкиной спины резко, с треском и противным звуком взлетела какая-то птица. Ни хрена не голубь. Это было очень неожиданно, поэтому девчонка вздрогнула и
— Вот стерва…Напугала. Ворона, что ли…
Короче, романтичный момент был разрушен, как песочный замок на морском берегу. И слава богу. Меня аж холодный пот прошиб. Что за хрень происходит? Какие, к чертовой матери, голуби? Какие волосы? Какая пшеница? Я сроду такой ересью голову не забивал. Долбаные Зеленухи...
— Жорик, и всё-таки... ты зачем залез в выгребную яму?
Меня аж подкинуло после Наташкиного вопроса. Я принялся лихорадочно оглядываться, пытаясь понять, если ямы выгребная, а мне вполне известно теперь, что это значит, где, блин ее содержимое. Не то, что оно мне сильно необходимо, даже наоборот. Вообще не нужно. Но сюрпризов тоже не хочу. Сейчас как ливанет откуда — нибудь.
— Да не вертись. Она новая. Старый туалет переносим. Я сейчас! Никуда не уходи!— крикнула Наташка и исчезла.
— Уместное уточнение… — Ответил я в воздух. Будто у меня были варианты, куда пойти. Будто у меня вообще были варианты пойти хоть куда-нибудь.
Почти сразу девчонка вернулась обратно. В руках у нее реально имелась веревка. Она скинула средство спасения мне, второй конец привязала к дереву. Это было верное решение. Сама Наташка меня бы не вытянула. Быстрее, оказалась бы рядом со мной, в яме.
Я выбрался из своей ловушки и от переизбытка эмоций обнял Наташку, прижимая ее к груди. Стояли мы минут пять. Молча. Мои руки поползли вниз. Сами! Отвечаю! Организм выходит из-под контроля, когда рядом находится эта особа. Но главное, девчонка не вспылила и не отстранилась. Наоборот, прижалась ещё крепче.
Именно в этот момент нашего душевного, (и не только душевного), единения, где-то далеко раздался то ли крик, то ли визг. Хреново, но голос был вроде знаком.
— Жорик… — Наташка оторвала щеку от моей груди и прислушалась. — Похоже на твою мать…
— Блин… А может, что-то случилось? Например, пожар? — с надеждой в голосе предположил я. Всё-таки пожар пугал меня меньше, чем голосящая где-то вдали Светланочка Сергеевна.
— Пойдем туда? — Девчонка посмотрела мне в лицо. Глава у нее были огромные, как два озера. Я видел в них отражение звёзд… Тьфу, ты, мляха муха…
Резко разжал руки, выпустив Наташку из объятий. Что за хрень опять? Какие, черту, звёзды? Соберись, тряпка! Надо думать о коровах, дерьме и матче, до которого, между прочим, осталось хрен, да ни хрена.
— Нет. Поверь, если маман орет, это вовсе не означает, что ей плохо. Это вполне может означать, что плохо всем остальным. Нам надо подготовить "мины". Идём.
— Подожди…— Девчонка поймала меня за руку. — Давай сюда вернёмся позже. Отец не спит. Мало ли. Идём сейчас к деду Моте или к вам. Пусть батя крепко заснет.