Колхоз: Назад в СССР 4

Барчук Павел

Глава 14: Неожиданности продолжаются...

— Ну, что тут, Жорик?

Первый тайм подходил к концу,(если можно, конечно, это все вообще называть приличными словами), когда рядом со мной обозначился Андрюха.

Братец привел себя в порядок и выглядел гораздо адекватнее, чем его компаньоны по вчерашней тусовке. То ли пил он все-таки меньше, то ли здоровья побольше. Крепкий молодой организм. Геннадий тоже, вроде, не старый, но насчёт крепости Андрюха точно оказался впереди.

— Честно? Полная задница тут. — Ответил я Переростку

чистую правду. Зачем преуменьшать, если все, так сказать, на лицо.

Я стоял чуть в стороне от основной массы, прости господи, болельщиков и наблюдал за творящемся на поле безумием. Расстраивало оно, похоже, только меня. Деревенские были в восторге. Таких веселых мероприятий они, наверное, отродясь не видали.

— А чего с…

— Андрей! Только не про поле! Не надо задавать этот вопрос. Очень прошу. Есть четкое ощущение, что с минуты на минуту меня разорвет на множество маленьких и очень злых Жориков. Ты лучше скажи, что с маман? И с Геннадием. Договорились напоить его, а не довести до предсмертного состояния.

Мы с братцем одновременно посмотрели на судью. Ему было плохо. Очень плохо. Еще, как назло, солнце жарило, сильнее обычного. Бедный Геннадий раздобыл где-то, даже не платок, целое полотенце, и вытирал им мокрый лоб каждые пять минут. Парню было настолько хреново, что он пытался облокотиться о любой вертикально стоящий предмет. На данный момент “предметом” оказался председатель, который тоже выглядел, краше в гроб кладут. В итоге и судья, и Николай Николаич, стояли прислонившись друг к другу плечом, и с тоской смотрели на прыгающих по полю футболистов. Оба они, по-моему, мечтали об одном, когда же все закончится. Председатель мысленно прощался с родной должностью, а Геннадий был готов проститься с жизнью. Он периодически облизывал губы, в самую последнюю очередь обращая внимание на косяки игроков. Мне кажется, даже если бы они взяли мяч в руки и понесли его в ворота, Генка вообще на это не среагировал бы никак.

— Да понимаешь… Мы вроде и пытались напоить. Но как-то закрутилось. — Андрюха смущенно почесал затылок, облокотившись локтем о костыль.

— Кого? Себя пытались? Мать, гляжу, тоже не отставала? Она же кривила нос в сторону от самогона.

— Ну… так получилось. Потом расскажу. Что с игрой-то? Проигрываем? — Быстро переключился на волнительную тему Андрюха.

Мы с Переростком снова посмотрели на толпу Воробьевских игроков, которые собрались у середины поля, рядом с границей, делившей его на две части.

После двадцати минут бестолковщины они выбрали определенную тактику. Просто тупо ждали, когда мяч, улетевший к противнику, снова вернется им. Затем спокойно, без суеты, брали его в оборот и в очередной раз били в сторону ворот. Сопернику даже бегать не приходилось по полю. В отличии от наших бедолаг. Те наоборот, напрыгались, мне кажется, на всю оставшуюся жизнь. Их теперь от одного вида футбольного мяча будет тошнить.

— Короче… Не знаю. Если что-то не предпринять, боюсь, завтра в деревне появится совсем другой председатель. — Мне стало грустно.

Столько произошло суеты, столько

всяких событий, на которые я рассчитывал. Был уверен, смогу помочь Николаю Николаевичу. А в итоге — вообще просто полная задница. Причем, если бы я со своей помощью не влез, у Зеленух был бы хоть какой-то шанс. Но теперь — шансов никаких. Спасибо мне. То, что мяч залетит в наши ворота — вопрос времени. Очень недолгого. Просто сначала воробьевские не могли понять, как лучше им действовать в данных обстоятельствах. Они вообще по сути играют не с футболистами Зеленух, а со расстоянием, которое отделяет их от ворот. Если кто-то окажется сообразительнее и шустрее, всего лишь догадается немного проскочить вперед, на половину поля, которая изрыта ямами, и ударит в нужный угол ворот. Все. После этого можно сворачивать цирк и идти домой. Потому что нашей команде ни при каких условиях не отыграться.

— Ну и что? Есть мысли? — Федькин голос прозвучал очень неожиданно.

Я даже не заметил, как он подошел. Отелло стоял рядом, с противоположной стороны от Переростка, сунув руки в карманы.

— Никаких. — Даже не было желания препираться со своим врагом.

К тому же, если здраво рассудить, Наташка ему, вроде, не чужая, а Николаич — Наташкин отец. Соответственно, Федор реально переживает за всю ситуацию.

— Да как так? Ты же — Милославский. Жорик! Неужели вообще ничего невозможно сделать? Сейчас еще чуть-чуть и будет гол. Тогда мы уже ничего не изменим.

— Блин, спасибо что сказал. Это я и без тебя знаю. Но вариантов действительно не вижу. Если только вмешаются непреодолимые обстоятельства. Дождь, град, ураган. — Я покосился на Федора, не удержавшись все-таки от язвительного ответа.

Мы, все трое, одновременно подняли головы вверх. Небо было чистое и очень ясное. На природные катаклизмы рассчитывать точно не приходилось.

— А Матвей Егорыч где? Он в таких делах специалист. Насчет непреодолимых обстоятельств. — Федька упорно что-то хотел от меня добиться или окончательно добить. Не знаю, какой вариант точнее.

— В школьном здании. Команду поддержки готовит к выступлению. Ты ему скажи, все бессмысленно. Чирлидерши должны были довести начатое до конца. А "начатого" теперь нет. Теперь сразу — конец.

— И что им делать? — Федька повернул голову в сторону школы. Судя по напряженному выражению лица, в его голове шел активный мыслительный процесс.

— Пусть делают, что хотят… — Я неопределенно махнул рукой. Типа, сгорел сарай, гори и хата. Так же говорят?

Федька хмыкнул, а потом исчез, как и появился, незаметно.

Мы с Андрюхой остались на месте. Хотя, я бы тоже с огромным удовольствием куда-нибудь ушел. Однако, как говорится, тонущий корабль капитан покидает последним. Мой корабль медленно, но верно шел ко дну.

Я поискал взглядом Серегу. Он по-прежнему находился среди приехавших из Воробьевки болельщиков. Аллочки рядом не наблюдалось. Ясное дело, чтоб процесс начался, Серёге надо что-то делать. Сама мать сроду не обратит на него внимания. Тем более, пока жив в ее сердце светлый образ Андрюхи.