Колхоз: Назад в СССР 5
Шрифт:
Вообще людей сегодня наблюдалось в разы больше. Наверное, из-за раннего времени. На первый этаж, где условно говоря, была поликлиника, старуха пускала без вопросов. А вот к лестнице, ведущей на верхние этажи, хренушки.
— Пропуск есть? — доколупалась она к какой-то тетке.
Тётка трясла перед старухиным носом авоськой с продуктами, объясняя, что там свежие горячие котлетки, которые ей непременно надо отдать то ли мужу, то ли сыну.
— Пропуск есть? Нету? Тогда давай котлетки, передам. А внутрь не пущу. Без пропуска.
Короче, судя по всему, хрен нам, а не Нина Григорьевна. Ясное дело, пропуска у нас не имелось. Ну, уж нет. Сегодня в больницу я точно попаду. Чего бы мне это не стоило.
— И как быть? — Наташка
Я пожал плечами. Можно, конечно, сесть в засаду и ждать, пока старуха куда-то свалит. Она ведь живой человек. Должны быть у неё потребности, в конце концов. Но этак полдня убьем.
Решение пришло неожиданно. Входная дверь, возле которой мы с девчонкой отирались, стараясь не выделяться среди посетителей, чтоб не привлекать внимание старухи, резко распахнулась и в холле больницы появился мужик. Он вел под руку молодую женщину, которая, судя по выступающему вперёд животу, была беременна.
Мужик прямой наводкой направился к старухе.
— Мать, жена рожает. Куда нам?
— На второй этаж, сынок, и направо. Там нужное отделение.
Цербер вскочила из-за стола и, бросившись к высоким дверям, которые вели к лестнице, открыла вторую створку. Не знаю, зачем. Наверное, боялась, что застрянут.
Причём, о пропуске она даже не вспомнила.
— Наташ…— Протянул я, задумчиво глядя вслед удалившейся роженице, — А пойдём, к машине сходим. Там на заднем сиденьи лежала какая-то тряпка.
— Что ты задумал? — Девчонка напряглась.
— Ничего особенного. Будем делать из тебя наш пропуск.
Конечно, по началу, выслушав мой гениальный план, Наташка упиралась. Минут пятнадцать. Потом смирилась. Сказала, проще кобеля в зад поцеловать, чем переубедить Жорика Милославского. Дословно. Прям цитирую её слова.
Ну, и, соответственно, вернулись мы в больницу, уже в новом статусе. Я тащил девчонку под руку, а она придерживала рукой свой импровизированный живот. Со стороны смотрелось, будто Наташка и правда вот-вот родит. В реальности, просто опасалась, как бы он, этот живот, не вывалился из-под платья прямо перед цербером. Будет, конечно, вообще тогда мандец.
— Мать, жена рожает. Куда нам? — На ходу бросил я старухе.
— Ох, ты. — Она вскочила на ноги и побежала опять к двери, — Чего это сегодня прорвало-то всех? Идёте косяком.
— Ой…— Пискнула в этот момент Наташка и крепче ухватилась за "живот", который так и норовил вывалиться наружу.
— Совсем тяжко, да, дочка? — Старуха оставила в покое дверь и с другой стороны подхватила Наташку под руку. — Ничего. Я вас сейчас провожу. Мужикам ничего нельзя доверять.
А вот это было ни к чему. Я так-то планировал подняться по лестнице не туда, где рожали, не дай бог, этого ещё не хватало, а к Нине Григорьевне. Попытался избавиться от цербера. По дороге, пока шли, объяснил раз пять, что мы точно не промахнемся. Куда там. Она упорно хотела доставить нас к месту назначения. В итоге, оказались мы на втором этаже. Перед приемной сидела целая очередь. Правда, я так понял, в ней были не только собирающиеся рожать, но и просто планирующие лечь в больницу. В любом случае, всех их объединяло одно — наличие однозначных признаков беременности в виде различной степени округлости.
Я как-то растерялся, если честно. Нет, процесс появления новой жизни мне известен, про пестики, тычинки и все, что от этого бывает, в курсе. Просто… блин. Не знаю. Их было прям много. Кто-то с родственниками, кто-то вообще без сопровождения. И это напоминало фильм ужасов. Вокруг — только женщины на сносях. Наверное, выражение лица у меня стало соответствующим. Немного бледноватым. Цербер посмотрела внимательно, а потом сделала какой-то свой, только ей понятный вывод.
— Папаша сам в предобморочном состоянии? Первый раз? Ну, ничего. Пусть привыкает. Вот дочка, садись сюда, на лавочку. Сейчас вас оформят.
Я очень надеялся, что теперь, наконец, старуха уйдёт. Хрен там. Видимо, вид у нас с Наташкой был слишком испуганный. У девчонки от страха, что её обман раскроется. У меня — просто от страха. А как тут не испугаться? Я вообще беременных женщин только в кино видел, если что. И знакомиться с этой стороной жизни так рано не планировал.
— Ты не переживай. — Старуха присела рядом, на лавочку, куда усадила Наташку. Сложила руки на коленях. — Что мамка то не поехала? С мамкой оно надёжнее. Мужик, что? Особенно, если в первый раз. Не помощник, а груз на плечах. А что ж вещи никакие не взяли?
Цербер глянула с осуждением на мои пустые руки и покачала головой. Типа, это я осел. Мандец. Они ещё и вещи с собой возят? Какие? Посмотрел на теток, сидящих перед нами в очереди. У всех реально были какие-то сумки.
— Ох, у нас случай приключился один…обхохочешься. Приехала девица. А точнее, пришла. Сама. Городская. Тут, у родственников гостевала. Почувствовала родовые схватки, дело было летом, и пришла. — Старуха хохотнула, а затем посмотрела многозначительно на меня.
Будто опять я виноват, что какая-то там городская девица к ним явилась. Я тоже хохотнул. Но у старухи это вышло весело, у меня — вообще нет. Думаю, где она повод для смеха нашла? Обхохочетесь, говорит. Мне от слова "схватки" плакать, например, хочется. Мерещится что-то очень страшное.
— Так вот. Представь. Началось все, раньше положенного. — Продолжила цербер, — Родственников дома, главное, никого. Ну, она как стала собираться, в панике все вещи покидала в рюкзак то ли брата, то ли ещё кого. Взяла, значит, с собой счастливую сорочку. Это от неё мы узнали, что сорочка счастливая. Из города притащила, на всякий случай. Рожать то не планировала, а мало ли. И меховую зимнюю шапочку. Она у неё, вроде, тоже была счастливая. Городская, ясное дело, с приветом. Ну, и что? Представь, явилась она вместе с ношей и животом наперевес. В приемном попросила доктора, чтобы обязательно на ней были все вещи, которые привезла с собой. Мол, они у нее счастливые. Так-то не положено. Но девка, представь, от страха голосит, слезы в три ручья. Всех за руки хватает. И одно по одному. Наденьте все, что есть, а то, говорит, я за себя не ручаюсь. И не спрашивайте ничего. Просто наденьте, бога ради, люди добрые. Завели ее в палату, уже такое состояние, от схваток ничего не соображает. А доктор тоже еще молодой. Только из города приехал. Девку ему жаль стало. Да и оба городские. То есть и доктор у нас еще был с приветом. Он сестре и велел, мол, дайте девице все, что она просит. Ей же этот рюкзак и притащили. А там — ночнушка лежит, шерстяная шапочка и коньки хоккейные. Она ж спрашивает сестру, что это, мол, и зачем, а та отвечает: “ Одевайте всё и быстро. Доктор сказал, чтобы всё было на вас надето!” Ну у сестры дело маленькое. Ей велели, она выполняет. Девка уже ничего не соображает. Да и годов ей еле двадцать будет. Опыта никакого. Думает, ну, раз доктор сказал, значит, надо. Может коньки надевают, чтобы не сбежала? Везут ее по больнице в сорочке, вязаной шапке и коньках. Народ смотрит огромными глазами, мы такого в своём селе сроду не видали, чтоб рожать в коньках кто-то отправился. А сестра, значит, везет ее и всем объясняет, мол, городская. И со значением так в сторону взгляд отводит. Мол, в городе они двинутые, чего взять то?
А эта рожающая каждые пять минут спрашивает сестру, чего они все смотрят? Наверное, летом зря теплую шапку надела. Завезли в родильную, помогли в коньках на нужное место забраться. Лежит она вся такая, интересная, и вдруг сестру спрашивает, на кой черт на нее коньки надели?! А сестра опять же, говорит, доктор велел. Тут как раз доктор забегает и кричит на сестру, мол, почему коньки бинтами не перемотаны? Или задумали, чтобы она его всего изрезала? Сестра, значит, плечами пожала, хрен их знает, что у людей в голове, забинтовала коньки. Тут уж и сама девица успокоилась. Доктор ведь даже не удивился, а еще и сестру пожурил.