Колхозное строительство 7
Шрифт:
— Ясно. Когда докопаются до нулевого уровня? Местные специалисты утверждают, что в доме был оборудован приличный подвал. Не бомбоубежище, но всё же. Есть надежда, что семейство Тишковых укрылось в нём, — Косыгин сел на стул, ослабил галстук. В помещении становилось душно.
— Думаю, дня три. Работы идут полным ходом, но там такая каша — и очень много крупных камней, которые бульдозерам не по силам.
— Шесть дней… Если они замурованы в подвале, то просто задохнутся, — Воронов снял очки.
— Не паникуйте, Геннадий Иванович. Ещё выпьем за здоровье Петра Мироновича. Этого типа селем не убьёшь. Тут Тунгусский метеорит нужен — и чтобы точно в темечко, а то всё равно выкрутится, — печально улыбнулся предсовмина.
Глава 2
Событие
Винни-Пух подходит к розетке и говорит, мотая башкой:
— Пятачок, тебя что, замуровали? Дохрюкался, свинья?
Как там придумали английские учёные? «There are three things you can watch forever: fire, water, and other people working». Нет, аглицкого Пётр не знал. Как все полиглоты, он, безусловно, мог с пафосом сказать: «фейсом об тейбол». Или ещё вот: «компутер» мог без акцента произнести. Однако давно фразу выучил, ввернуть при случае. Вот сейчас — Случай. «Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода, и как…» Чего там третье? «Как садится солнце»? «Как паркуется женщина»? Точно — как пипл работает. Пипл работал. Двигал стеллажи.
Тихо и мелодично журчит в ущелье маленькая речка, или даже ручей. Можно часами, сидя на камне, без устали любоваться его струями, то обтекающими разбросанные тут и там валуны, то устраивающими возле них пенные водовороты, и не подозревать, что этому мирному ручью ничего не стоит в одну минуту превратиться в беспощадного дракона. Резкий подъем воды, паводок, вызванный проливными дождями или бурным таянием снегов где-то в верховьях — и вот ручей уже не ручей, а ревущий, сметающий всё на своём пути, мутный от ила, песка и почвы поток. Те самые камни и валуны, которые он так ласково обтекал, сорваны со своих мест и с рёвом катятся вниз, сметая походя изыски архитектуры в виде бывшей дачи Кунаева. «Сель» (сайль) — слово арабское, в переводе означает именно то, что сказано выше, то есть бурный поток.
Накрыло, сорвало, замуровало. Чуть не затопило. В подвале находилась вентиляционная труба — ну или как там она называется. Сразу после того, как мигнул и погас свет, из неё стала поступать вода, точнее, мутная серо-коричневая жижа. Подставили замеченное Петром в углу ведро — наполнилось за пару минут. Лия наощупь нашла на стеллаже фонарик. Оказывается, пока их не было, она подвал осмотрела — и приметила. Батарейки были разряжены. Почти. Так, совсем слабый жёлтый кружочек. С помощью этого тусклого кружочка нашли ещё флягу алюминиевую — подставили её. Чуть больше половины набрали. И всё, блага кончились.
В первую пару минут было страшно. Земля ходуном ходила, женщины визжали, Юра плакал, а Пётр пытался с помощью кремальер плотно закрыть дверь. Всё, теперь как в подводной лодке. Получается, что у Кунаева тут настоящее бомбоубежище? Тут свет мигнул и пропал. Понятно, сорвало столбы линии электропередачи. В это время зажурчало, и пришлось водой заниматься. Лия подсказала:
— Нужно воду собрать. Тут нет.
Вот сколько смогли, собрали — а потом тишина наступила. «Замуровали, демоны». Не смешно. Пока в батарейке осталось на донышке электричество, Тишков осмотрел апартаменты. Это не было бомбоубежищем — просто подвал с дверью от того убежища. Вдоль одной стены — стеллажи со всякой дрянью. Нашлись зажигалки. Точно — у Кунаева их огромная коллекция. Все знали о его хобби и дарили. Тут, видно, не ценные экземпляры — но пустые, ни бензина, ни газа. С другой стороны — рыболовные принадлежности и два кресла с лежащими на них тряпками. Одежда — видимо, старая. Ого! Как эта штука называется? Пусть тоже будет стеллаж. Этажерка с наклонными полочками, и на них — пара десятков бутылок вина. Так мусульмане же не пьют? Тьфу ты. Коммунисты — не мусульмане. Вот и всё богатство. Нет, под креслом обнаружился рюкзак. Удачно: три банки тушёнки. Видно, на рыбалку брали. И вилка — одна. Ну, в тесноте — не в обиде. Насчёт тесноты: большой подвал. Судя по всему, под всем домом. И высота приличная, даже очень — метра три. Осталось обследовать только голубую дверь. Открыл. Гротеск какой-то! Два баллона кислородных, один с пропаном, и шланги, скрученные, с резаком. Кунаев что, любил после работы трубы резать? А ведь это подарок! Пётр пошевелил кислородные баллоны. Один — полный. Второй — лёгкий, но тоже не совсем пустой.
Сел в кресло. На соседнее умостился притихший Юрка. Пётр сбросил одежду с обоих кресел, устроил что-то типа лежанки.
— Садитесь. Думать будем.
Девки перестали хлюпать носами и устроились на тряпках — и тут совсем тусклый свет погас окончательно.
— Аааа!
— Всё, Юра, не кричи, — Тишков забрал малыша на колени.
— Задохнёмся? — это Маша-Вика.
— Лия, ты же медик. Химию сдавала. Что там про содержание кислорода в воздухе?
Всхлипнула в темноте, вздохнула, забрала хныкавшего мальчика и села в соседнее кресло.
— Предельное содержание — девять процентов.
— Считаем. У нас где-то восемь метров на восемь, и метра три в высоту. Получается около двухсот кубов. Пятая часть — кислород. Сорок кубов. С института помню, что в сорокалитровом баллоне — шесть кубов. Один неполный. Округлим до десяти. Итого у нас на пятерых — пятьдесят кубов кислорода. Девять — это половина от содержания в воздухе. Значит — двадцать пять.
— Человек до 500 литров в день тратит, — подсказала жена.
— Делим. Нет, сначала на пять умножим. Получим два с половиной куба. Десять дней. Правда, в конце плохо будет — придётся через несколько дней перебираться на стеллаж. Углекислый газ тяжелее воздуха, он будет вниз опускаться. И нужно меньше двигаться. Лежать лежмя и ждать спасения. Спасут, я уверен — так что хватит носами шмыгать. Успокойтесь, — вот ещё бы и самому успокоиться.
— Десять дней не протянуть. От жажды умрём. Пару литров в день на человека, — «успокоила» Лия.
— У нас вон вина пятнадцать литров. Будем день Победы отмечать. Какие ещё праздники в мае?
— День Радио седьмого, — подсказала Цыганова.
— И его отметим. Главное — со счёта не сбиться. Будем на стене чёрточки как Робинзон Крузо рисовать.
Событие второе
— Ой, где это я?
Ангел:
— В раю!
— А почему колючая проволока вокруг?
Ангел строго:
— Разговорчики в раю!
Ищут ведь, наверное?! Не может быть, чтобы не искали. Он ведь Первый Секретарь ЦК компартии Казахстана, и к тому же член Политбюро. Но тихо пока тут, под землёй.
Выполнил своё же указание — отодвинули они стеллажи от стенки и сдвинули вместе. Четыре почти двухметровых конструкции в длину, и около метра в ширину. Получили что-то вроде помоста в середине подвала — два на три метра, может, чуть больше. Там разместились. Спустились только один раз Пётр с Викой, слили всю отстоявшуюся из грязи воду. Получилось около десяти литров — чуть поменьше. Снова отстояли и процедили через шёлковую нижнюю сорочку, скорее всего, жены Кунаева. Помогает бывший глава республики, чем может.
Пётр всю воду жене и детям оставил, сам решил попробовать, чего же за вино хранил Динмухамед Ахмедович. Спустился, вытащил первую попавшуюся — и столкнулся с трудностью. Штопор если в подвале и был, то искать его наощупь — нетривиальный квест. Решил отбить горлышко — вон у гусар в фильме лихо получалось. Опять проблема: шашка, которой он в этой реальности вот уже два года машет, оказалась виртуальной и никак не подходила для задуманного. Так можно и помереть от жажды с бутылкой в руках. Есть кроме штопора ещё специально обученные шурупы: ввинтил отвёрткой и плоскогубцами, да и вытащил его вместе с пробкой. Не хватало малости — шурупа. Ещё с отвёртками беда. И до кучи — нет плоскогубцев. Вот умрут они тут от удушья… Как там термин есть красивый — асфиксия. Гораздо приятнее помирать от красивого слова. Так вот, умрут от асфиксии — и попеняет он товарищу Кунаеву, что штопором не озаботился. Мог и положить рядом с бутылкой.