Колизей. «Идущие на смерть»

Гарда Александр

Помня наставления Ферокса, она старалась не подпускать к себе преторианца, ловко увертываясь от его атак, чем выводила его из себя. Разозленный ее насмешками, он сразу бросился на жертву, как коршун на цыпленка, но гладиатрисса отскочила в сторону, и аркан, как приклеенный, продолжал выписывать круги над ее головой. Ахилле достался сильный противник, но тем не менее она довольно ловко продолжала держать его на расстоянии, избегая близкого боя под гневные выкрики гостей, требующих, чтобы трусиха, наконец, позволила себя убить. Она ждала удобного случая, и он настал, когда мирмиллон опустил руку с мечом, отдыхая от очередной бесплодной атаки. Уверившись в своих

силах и в том, что наглая девица способна только на то, чтобы бегать вокруг маленького бассейна, украшавшего центр зала, он тяжело дышал, пытаясь сообразить, как загнать недостойную в угол. Кто-то из гостей рассмеялся, и Марк на мгновение обернулся, пытаясь разглядеть весельчака. Это было его роковой ошибкой, потому что спокойно плавающая в воздухе петля змеей метнулась в его сторону. Рывок – и руки мирмиллона оказались прижатыми к корпусу. Взревев от злости, он начал выпутываться из веревочного плена, и пока он терял драгоценные мгновения, Ахилла оказалась рядом. Взмах копья – и внутренняя сторона левого бедра Марка окрасилась кровью, а сам он, застонав от боли и досады, рухнул на колено, отбрасывая прочь роковую веревку.

Делая бесполезную попытку встать, он попытался достать Ахиллу гладиусом, но она увернулась от удара и, зажав кинжал в руке, встала рядом с поверженным бойцом.

Истошные вопли разгоряченных зрителей оборвались, словно обрезанные ножом – таким неожиданным был исход поединка, – и растерянные гости удивленно переглядывались, не зная, как реагировать на свершившийся факт. Это было невозможно, немыслимо! Боги должны были покарать наглую рабыню, а вместо этого она сама приготовилась, в соответствии с законами Амфитеатра, хладнокровно перерезать горло противнику, если будет таковой воля зрителей. Что делать? Как поступить, чтобы не оскорбить хозяев дома? Гости исподтишка поглядывали на претора с сыном, ожидая их слова.

А молодой Север, подавшись вперед, смотрел не на поверженного охранника, а в лицо скифянки, ища выражение торжества, но девушка была невозмутима, точно украшающая триклиний статуя Дианы, ожидая приказа добить или пожалеть скорчившегося у ее ног мужчину.

Пауза затягивалась, и претор, чтобы спасти телохранителя сына, подал пример, взмахнув белым платком. Его примеру последовали остальные гости, только молодой хозяин дома все так же сидел, не давая никаких знаков. Острие кинжала продолжало касаться горла Марка, и претор недовольно поморщился:

– Убери оружие, девушка. Мы не желаем его смерти.

– Мне бы хотелось услышать это от вашего сына, господин, – последовал спокойный ответ. – Пусть он сам попросит меня об этом.

– Я?! – Любимцу императора, блестящему префекту преторианской гвардии, в конце концов, первому красавцу Рима показалось, что он ослышался. – Ты смеешь диктовать мне условия?!

– Как можно! Я только хочу знать, убить ли мне твоего слугу или ты попросишь меня оставить его в живых.

– Когда все это закончится, я велю распять ее на форуме, – тихо пробормотал претор. – Это переходит всякие границы. Девица потеряла разум.

В зале висела звенящая тишина, прерываемая только тяжелым дыханием раненого Марка, обреченно склонившего голову в ожидании смертельного удара.

– Я жду твоего решения, префект, – кинжал коснулся шеи мирмиллона, на которой появилась красная царапина.

– Клянусь Марсом! – расхохотался вдруг Каризиан, хлопнув себя по ляжке рукой. – Север, не надо воспринимать девчонку так серьезно. Ну ты словно мальчишка, право слово. Оставь парня в живых, дорогуша, – обратился он, все еще посмеиваясь, к Ахилле, – он неплохой преторианец, но, как выяснилось, никудышный гладиатор. Будет обидно, если его жизнь прервется столь глупым образом. А ты, – он снова повернулся к приятелю, – сделай девчонке приятное, она это заслужила.

– Не говори ерунды, Каризиан! – вмешалась Кальпурния, презрительно оглядев раскрасневшуюся Ахиллу. – Если поощрять рабов, они скоро сядут нам на голову. Вспомни, сколько бед принес Спартак со своей бандой.

– Дорогая, не будь такой кровожадной, тебе это не идет! – ухмыльнулся ее оппонент, скривив полные красные губы сибарита. – Я не могу обижать женщин. Кроме того, гладиатрисса такая милашка, что я бы не отказался познакомиться с ней поближе. Впрочем, я думаю, что Север мне за нее оторвет голову. Посмотри, какими глазами он пожирает скифскую Диану.

– Ты, видимо, слишком много выпил вина, – стараясь выдержать веселый тон, ответил его приятель, с трудом возвращаясь к действительности. – Мне эта нахальная дикарка совершенно не нужна, хотя, надо признать, в ней что-то есть. Ладно, я буду добр, как никогда. Послушай, голубушка, прекрати размахивать своей железкой и оставь Марка в покое – он и так опозорен до конца дней своих. Эй ты там! Поди сюда!

Повинуясь призывному жесту, Камилл вышел из-за колонны, за которой старательно прятался последние несколько минут, и, настороженно поглядывая на всесильного префекта, приблизился к хозяевам виллы.

– Послушай, как-тебя-там, забери свою сумасшедшую девицу, пока она ничего еще не натворила, и можешь идти. Наш управляющий принесет обещанную сумму.

Кланяясь на каждом шагу, владелец труппы попятился к знакомой арке, зыркнув на Ахиллу так, что та неожиданно для себя отсалютовала Северу, будто стояла перед императорской ложей, и, по-военному сделав поворот, пошла за своим хозяином, гордо неся непокорную голову.

Не успели они скрыться с глаз хозяев, как Камилл накинулся на Ахиллу, частя ее на чем свет стоит, словно уличная торговка воришку, укравшего пучок моркови.

– Только дай добраться до дома, – шипел он злобно, подталкивая ее в спину, – я тебе покажу, кто здесь хозяин! Обнаглели совсем с Фероксом, страх потеряли, забыли, что вы всего лишь рабы – прах у моих ног. Ну вот объясни, какие ларвы тебя надоумили задираться к префекту претория? Да ему ничего не стоит сгноить нас в тюрьме или, в лучшем случае, выслать из города. И что прикажешь тогда нам делать? Да у меня не осталось ни одного здорового бойца, кроме тебя и Ворона. Между прочим, после выплаты всех долгов и налогов у меня останется не больше семисот сестерциев. Как ты думаешь, смогу я прокормить целую кучу дармоедов, пока они опять начнут зарабатывать деньги? А Ферокс? Его так отделал медведь, что я разорюсь на снадобьях. Вернее, у меня просто нет денег на его лечение, и, видимо, придется добить парня, чтобы он не мучился. Может, мне тебя в лупанарий продать, чтобы выручить сотню-другую сестерциев?

Ахилла покаянно опустила голову и, словно нашкодившая девчонка, хлюпнула носом.

– Прости, Камилл. Предками клянусь, сама не знаю, как все получилось. Меня словно фурии обуяли. Можешь в лупанарий меня продать, только не убивай Ферокса. Ну скажи, что ты только меня пугаешь и он останется жить! Все знают, что у тебя доброе сердце, и ты за всю жизнь не продал ни одного раба, даже если они стали калеками и не могли больше зарабатывать деньги, а нескольких даже выпустил на волю. Скажи, что ты солгал, говоря про Ферокса, и я буду вечно молить за тебя богов!