Колизей. «Идущие на смерть»
Шрифт:
Свами с беспокойством посмотрела на истекавшую кровью Ахиллу и Корнелию, медленно поднимающуюся с песка:
– Девочка моя, ты ранена?
Та подняла огромные синие глаза, в которых не было никакого выражения.
– Похоже, у нее шок. А ты как, Ахилла?
– Почти хорошо, – пробормотала скифянка, стараясь не наступать на ногу, по которой текла ручейком кровь. – Слегка прикусили, но все обошлось, спасибо Немезиде, Марсу и Луции.
– Не кощунствуй, – устало ухмыльнулась римлянка, вытирая
По команде распорядителя игр на краях арены появились лучники, и оставшиеся в живых собаки покатились по арене, пронзенные стрелами. При виде этого зрелища Корнелия, словно пробудившись ото сна, вдруг тихо всхлипнула, и из ее испуганных глаз хлынули потоком слезы.
– Ты что? – не поняла ее Луция. – Чего сейчас реветь-то?
– Собачек жалко, – всхлипнула девушка. Присев около ближайшей из убитых зверюг, она погладила ей морду, на которой застыло выражение ярости и какого-то детского удивления.
Свами и Луция недоуменно поглядели друг на друга и вдруг громко расхохотались. Они буквально давились от хохота, который, превращаясь в истерику, снимал нечеловеческое напряжение последних часов.
– Чего ржете-то? – хмуро поинтересовалась Ахилла, пряча глаза. – Мне, кстати, тоже их жалко. Бедняги не виноваты, что их не кормили и довели до такого состояния… Пусть меня лучше распнут, но я больше ни одной животины не убью, клянусь Немезидой!
– Ладно, кончай скулить! – с трудом подавив истерику, хлопнула ее по плечу Луция. – Ну что, устраиваем оргию или как?
– Подожди радоваться, – осадила ее Свами, поглядывая на императорскую ложу. – Принцепс еще не сказал своего слова. Кстати, нас, кажется, зовут. Вон, эдитор руками машет, докричаться не может.
Действительно, Рутилий, стоял, подняв руки, призывая своих сограждан к спокойствию, но разгоряченная публика продолжала неистовствовать, требуя свободы оставшимся в живых. На арену дождем сыпались монеты и украшения, попадая то на песок, то на растерзанные трупы женщин и собак, и Ахиллу передернуло от этого зрелища.
– Гадость какая, – процедила она сквозь зубы.
– А что, с гладиаторами лучше? – поинтересовалась Свами, помогая Корнелии окончательно распрямиться.
– Даже сравнения нет! Физически тяжелее, зато морально… Бр-р-р… Теперь мне эта арена будет сниться по ночам.
– Похоже мы не только выжили, но и неплохо на этом заработаем, – подмигнула подругам Луция, глядя, как рабы кинулись подбирать дары публики.
– Ладно, потом посчитаемся, – буркнула нубийка. – А сейчас пошли к имперской трибуне, пока на нас снова кого-нибудь не натравили. Еще парочку завалящих львов я уже не перенесу.
И они потихонечку побрели к ложе, перед которой не так давно поднимали в приветственном салюте руки.
Они стояли перед человеком в пурпурной тоге, ожидая решения своей судьбы, но принцепс не торопился со своим вердиктом. Наконец он пришел к какому-то решению и, поднявшись, сделал знак, что собирается заговорить.
Подождав, пока уляжется шум на трибунах, он милостиво склонил голову.
– Я доволен вами. Вы показали, что в Риме даже женщины отважны, как львицы. Как вы думаете, дорогие сограждане, заслужили ли эти девушки награду?
В ответ послышались крики, нараставшие с каждой минутой.
– Вы хотите им дать пальмовую ветвь?
Крики слились в один вопль. Немного подождав, Тит поднял руку:
– Неужели вы хотите дать им лавровые венки?
Истошный рев в ответ.
Север склонился к самому уху Каризиана и поинтересовался:
– Сколько ты заплатил старшине клакеров, чтобы они так орали?
– Сам удивляюсь, – прокричал тот в ответ, стараясь перекрыть шум толпы. – Но, по-моему, он продешевил!
Шум не стихал, и Тит поднял руку, призывая граждан к тишине:
– Мне даровать им рудисы?!
Зрители, особенно на галерке, повскакали с мест и завопили так, что Каризиан заткнул уши.
– Ну что же, граждане великого Рима, вы меня уговорили.
Не понятно, действительно ли публика жаждала предоставить девушкам свободу или просто не успела вовремя остановиться, но дело было сделано, и император сделал знак сопровождавшему его слуге, чтобы тот принес деревянные мечи.
Тит снова поднял руку, и шум на трибунах потихонечку стих, так что можно было слышать ответы охотниц. Принцепс милостиво улыбнулся забрызганным своей и чужой кровью венатриссам, глядевшим на него с робкой надеждой.
– Вы хотите получить свободу?
– Да, Цезарь, – ответила за всех Свами, вытирая руки о край порванной туники, точно прачка, закончившая рабочий день.
Тит задумчиво оглядел замершие трибуны, которые ловили каждое его слово. Воцарилась тишина. Все смотрели на шестерых молодых женщин, в победу которых никто не верил. Внезапно Ахилла покачнулась, и это движение вернула императора к действительности.
– И что вы собираетесь делать со своей свободой? Вот ты, – он кивнул в сторону скифянки, – что ты будешь делать, если получишь свободу?
– Я еще не думала над этим, Цезарь. Мой дом далеко, так что, если ты готов оказать мне милость, я бы попросилась к «юлианцам» в Капую.
– Вот как? Ты хочешь стать гладиатором? – казалось, император был несколько обескуражен.
– Я больше ничего не умею делать. До того как попасть в «Звериную школу», я выступала в труппе бродячих гладиаторов, но сейчас они служат префекту претория, и мне придется искать себе новое место.