Колька и Наташа
Шрифт:
Генка, обессилев, опустил Наташу на пол и, дрожа всем телом, сел рядом с ней. Он путано пытался что-то объяснить женщине в белом халате.
Ослабевший, бледный Колька не мог оторвать глаз от опухшего, окровавленного лица девочки.
Наташу сразу же унесли в операционную, увели и Кольку.
Генка попросил попить, жадно опорожнил большую кружку, тяжело вздохнул и, ссутулившись, как старик, побрел к выходу.
Глава 33. Колька готовится бежать из госпиталя
Шел
Небольшая палата, в которой находился Колька, с трудом вмещала двенадцать человек. Больные и обслуживающий персонал — врачи, сестры, няни — ходили между койками боком. Несмотря на тесноту, в палате было чисто.
В ней лежали выздоравливающие после обмораживания. Они подолгу говорили о положении в городе, в стране. Подсчитывали дни и недели, когда придет конец Деникину и Колчаку, радовались каждому успеху Красной Армии, спорили о мировой революции.
Как-то первый шутник в палате, молоденький красноармеец Гриша Дружков получил письмо из части. Все веселье у него как рукой сняло. Угрюмо глядя на залитую солнцем улицу, он тоскливо сказал:
— Уходит моя рота, к наступлению готовится. А я валяйся на койке.
— Климыч! — обратился он к лежащему рядом моряку. — Друг ты мой ясный, выручи, заступись перед врачами. Ей-богу, у меня нога совсем выздоровела. Ну, пойми, Климыч, что я без роты?.. Молчишь. Все равно сбегу, ей-богу, сбегу!..
Матрос Климыч ухватился за спинку за спинку кровати и приподнялся. Движение это ему удалось нелегко, губы болезненно сморщились.
— Сбежишь? Эка хватил, весельчак. С больной ногой, дурная твоя голова, какая от тебя польза? Потерпи, вылечат, тогда и жми. Бей белопогонников, не щади своего брюха. А то — убегу. Спроси народ, тебе скажут.
Его поддержали.
Считая разговор законченным, матрос тихим голосом запел:
Я люблю тебя, грозное море, Я люблю твой широкий простор…К нему постепенно присоединились другие. Подпевал ломающимся голосом и Колька.
Гриша, побледнев, вскочил с кровати.
— Перестань, Климыч, смеяться, слышишь? Я на фронт — не к теще. Хватит хлеб зря есть.
— Эх, Гриша, — прервал песню Климыч, — о чем бушуешь? А у меня, что же, не болит вот здесь? Сердце не болит, что лежу привязанный к койке?
В этот момент Колька впервые подумал о бегстве из госпиталя.
Мальчика все время мучила мысль о врачах из красного дома. «Неужели их до сих пор не поймали? Неужели скроются?» Думал Колька и о нитках, которые, пока он лежал в госпитале, могли растащить детдомовские. Исчезнут нитки — нечем будет шить белье и обмундирование для красноармейцев. Не рассказать ли о них Марии Ивановне? Нет, уж. Все-таки женщина… Он сам все узнает.
Поразмышляв так, Колька окончательно решил уйти из госпиталя. Но как? Одежды у него не было, ее отобрали, выдав больничный халат.
«А если попросить доктора Ивана Ивановича? Куда там! Пожалуй, и слушать не захочет. Ведь он обещал выписать не раньше, чем через неделю. Вот задача! В белье по морозу не побежишь».
И когда было совсем отчаялся, его осенила такая счастливая мысль, что он даже рассмеялся. В самом деле, все решается не так уж сложно. Генка обещал навестить его. С помощью Генки можно убежать. Это даже очень интересно получится. Он принесет какую-нибудь одежонку. Колька незаметно оденется, а там — поминай как звали.
Но когда решение созрело и было принято, Колька вдруг забеспокоился. «Легко сказать — Генка принесет одежду. А найдет ли он ее? Та, что у Генки есть, вся на нем… Скверно, совсем скверно». Хороший план готов был с треском провалиться. «А может быть. Может быть… Минор принесет что-нибудь из отцовского…»
Но Колька знал со слов товарища — у старого музыканта остался в запасе единственный костюм для концертов — фрак и брюки. Представив себя в длинном фраке, мальчик не выдержал и громко фыркнул: «Вот будет видик!..»
Он с нетерпением стал ждать прихода друга.
Генка пришел значительно позже обычного. А ответ на упрек, он объяснил, что побывал у Наташи и узнал, что ей лучше.
За такие добрые вести Колька готов был простить ему любую вину. А Генка, чувствуя себя героем дня, солидно рассказывал:
— А ты слыхал — поймали двух женщин из красного дома, и знаешь, — он перешел на шепот, — и никакие они не доктора, а самые настоящие шпионы. Главному гаду удалось удрать. Теперь его разыскивают. Ух, жаль, меня не было! Я ему бы показал.
— Поймают, можешь быть спокойным, — улыбнулся Колька, — еще как поймают. Будет ему…
— А еще… Подвинься поближе, — продолжал Генка, — говорят, они хотели Острова отравить.
При этих словах Колька сразу вспомнил о гибели Пирата и ужаснулся. Он с минуту не мог говорить, потрясенный коварством Дмитрия Федоровича. Еще намного, и шпион его руками убил бы Андрея Ивановича. Мальчика бросило в жар.
— Ты себя плохо чувствуешь? — испугался Генка.
— Ничего, мне уже лучше. Сейчас пройдет, — попытался улыбнуться побледневший Колька. Не время сейчас было поддаваться слабости. Все закончилось хорошо, и это очень важно. Пора было заняться другим.
Отозвав Генку в угол, чтобы их не услышали, он сообщил ему о плане побега из госпиталя. Грандиозное мероприятие, в особенности та часть побега, которая была связана с фрачной парой, поразила Генку. Лицо его вытянулось.
Вынести из дома отцовскую одежду не так уж просто, как это кажется Кольке.