Коллега
Шрифт:
– Что с ним? – удивленно спросил широкий, как шкаф, стриженный под штатовского морпеха, парень.
– Ничего страшного, – любезно ответил я. – Просто задремал. Скоро проснется, – поманил его рукой. – Теперь вы.
А вот с ним стоит быть поосторожнее, такой может просто задавить массой, а применять что-нибудь, по-настоящему убойное, я не могу. Сейчас я, пожалуй, его немного удивлю.
Получилось, парень, можно сказать, сам вбежал в болевой прием и скорбно покинул ринг, с удивлением глядя на собственную ноющую от боли левую руку, толщиной чуть ли не с фонарный столб.
Дальше дело пошло быстрее, остальных я вызывал на ринг по двое и немного обижал. Вернее, не обижал, а просто лишал иллюзий относительно собственной
Когда-то нечто подобное произошло и со мной.
– На ринг, чайник, – хриплым, как с похмелья, голосом скомандовал невысокий, лысоватый мужик лет сорока.
– Чайник? – к тому времени всего-навсего чемпион округа и призер «вооруженки» по рукопашному бою, я удивленно посмотрел на этого недомерка. – Ну-ну, – быстренько пронырнул между канатами. – Ограничения?..
Все тогда закончилось для меня грустно и очень быстро. Более-менее придя в себя, я понял, что инструктор все-таки оказался прав и больше, чем на чайника, я не тяну. Понял и начал учиться. И эти поймут, кто поймет.
Завтра я покажу им, как надо стрелять, работать ножом и еще что-нибудь. Вот тут-то они придут в полный щенячий восторг. Поговорят со старшими, те им кое-что обо мне расскажут. А уж после этого обращаться ко мне все они будут исключительно на «вы» и именовать не иначе, как Мастером. Не скрою, это приятно, хотя и небезопасно.
Для того чтобы вернуться на грешную землю и не очень-то задирать нос, мне приходится время от времени созваниваться с одним обезжиренным человеком по фамилии Лопатин, заезжать в скромный зальчик на Академической и отрабатывать с ним пару-тройку раундов в режиме неполного контакта, потому что работать в полный контакт с этим моим приятелем я никому не советую. Попрыгаю с ним по рингу, посижу на пятой точке, может быть, даже немного поваляюсь на настиле и сразу же все вспомню. Прежде всего, то, что никакой я к черту не мастер и, если честно, никогда им и не был. В недавнем прошлом я действительно был достаточно приличным бойцом, мне иногда даже кажется, что вдвоем с моим бывшим напарником, коллегой, мы все же смогли бы уработать Володю. А может, и не смогли бы, потому что он действительно, с самой большой буквы Мастер, хотя сам это старательно отрицает.
После всех этих унижений мы идем в баню, и я угощаю собравшихся самым лучшим чаем, который смог приобрести. А они, сволочи, за это надо мной издеваются.
– Гигант! – восхищенно восклицает один старый хрен и закатывает глазки. – А ну-ка, согни ручку. Красота! А теперь покажи спинку. Блеск! – и заливисто хохочет.
Этот дед давно уже не тренируется, просто приходит в зал и неторопливо прогуливается. С двухпудовыми гирями. Гуляет себе, глазеет по сторонам и между делом их поднимает. Гуляет и поднимает, поднимает и гуляет.
– А шея, – обязательно подхватывает второй старый головорез. Тот, в отличие от первого, иногда еще даже прыгает по рингу в стареньком спортивном костюме с четырьмя ностальгическими буквами на спине. – Нет, ты глянь, какая у него шея, – кладет на нее хилую ручонку и слегка сдавливает, перекрывая кислород.
– Может, хватит? – жалобно ною я. – Честное слово, достали.
– Не рыдай, – сурово отвечают мне. – Стал красавцем, так терпи.
Три года тому назад вертолет, в котором я находился, вдруг взял да навернулся о землю. Меня как следует поломало, настолько, что врачебная комиссия без колебаний признала майора Ильина Н. К. абсолютно негодным к дальнейшей службе в рядах непобедимой российской армии. Полгода я отвалялся по госпиталям да больницам, потом выписался оттуда и заковылял по жизни, приволакивая обе ноги сразу и мучаясь бессонницей от болей в спине. Меня тогда здорово выручил один знакомый, друг Володи Лопатина, Саня Котов. Этот пройдоха каким-то образом умудрился, минуя все очереди, протолкнуть меня к известному на Москве доктору Львову. После второго сеанса боль стала отступать, после четвертого я заснул в десять вечера в субботу и проснулся в пять утра в понедельник. Еще через месяц боли прекратились. Совсем.
– Неплохо, признаться, даже и не ожидал – сказал Сергей Иванович в нашу тогда последнюю встречу и вдруг ткнул меня пальцем в живот.
– Ой.
– То-то и оно, что «ой»... – сурово молвил доктор, – вам надо хорошенько закачать пресс, – и добавил: – а заодно и спину.
– Сделаем, доктор.
– Ну, так идите и делайте, – как любой выздоровевший любому врачу, я был ему уже совершенно не интересен. – Котову привет.
Свободного времени тогда у меня было навалом, поэтому я целый год не вылезал из спортзала. Как следует отработал собственный живот, спину, а заодно и все остальное: руки, ноги, шею, крылья и хвост. Через год я стал передвигаться по жизни походкой пингвина и протискиваться в дверь исключительно боком. Потом опомнился и принялся сушиться. В итоге здорово похудел и заделался рельефным как уши у культуриста, но все равно раза в полтора шире, чем был раньше. С тех самых пор ловлю на себе восхищенные взгляды бальзаковского возраста дам, когда гордо шествую по пляжу в сторону водоема и обратно.
Только ерунда все это. Тот самый трехлетней давности я, совершенно обычный с виду, сухощавый мужичок, если что, без проблем уделал бы того качка, в которого я превратился. Ни секунды в этом не сомневаюсь и вам не советую.
Глава 5. МЕНТ
Я отворил дверь в кабинет, тихонько по стеночке добрался до своего стола, рухнул на стул, скособочился и застыл.
– Ты как, Сергуня?.. – весело спросил распивавший чаи с девочками из следственного отдела Миша. – Живой?
– Порядок, – неубедительно соврал я, – не дождешься.
Действительно соврал, в моем многострадальном желудке полыхал самый настоящий пожар, кружилась голова, постоянно накатывала тошнота. Раз за разом приходилось через силу поднимать себя на вялые, дрожащие ноги и посещать сортир в конце коридора, где меня буквально выворачивало наизнанку.
– Больно? – снова спросил он, с надеждой в голосе. Ему так хотелось, чтобы я страдал, а еще лучше, взял да и помер.
Накануне моего перевода в убойный отдел в нем освободилась должность старшего опера, единственным, по мнению начальника отдела и всего остального руководства, достойным кандидатом на нее был Миша. На него написали представление и, как поговаривают, Лоскутов даже успел договориться в кафе за углом насчет организации скромного банкета на двадцать персон по этому поводу. А тут, незнамо откуда и зачем, нарисовался я и перебежал, сам того не желая, ему дорогу. Вот этого он никак не мог мне простить. Только кажется, что обычного и старшего опера разделяет всего-навсего одна должностная ступенька и пара сотен рублей должностного оклада. На самом деле старший опер – должность серьезная и абы кому с улицы на нее не пробиться. А еще это трамплин. Старшой из управы при случае очень даже может занять хлебную должность начальника службы криминальной милиции районного отдела. Карать и миловать, определять судьбы, решать вопросы, регулярно принимать законную дань в мозолистую руку. А еще с нее можно очень хорошо уйти в вышестоящую организацию и уже оттуда руководить и направлять.
Мишаня только-только собрался вступить на эту лестницу, ведущую к счастью и процветанию, как заявился я.
– Представьте, – он радостно рассмеялся. – Картина маслом: лежит наш Сергуня как последний лох, под забором, ножки поджал. Хорошо еще, что ксиву со стволом не сперли, а могли.
Аллочка, пухлая аппетитная блондинка звонко рассмеялась, она, видимо, представила себе эту самую картину, и девушке тоже стало весело. Заложила ногу за ногу и сделала вид, что поправляет куцую форменную юбочку.