Шрифт:
Новеллы
Поезд в Рованиеми
«Признав иных, я вслед за тем в одном.
Узнал того, кто от великой доли
Отрекся в малодушии своем…»
Данте Алигьери, Божественная комедия.
(пер.М.Лозинского)
Следователь Семён Ферапонтов был немолод, грузноват, рано облысел, рано овдовел, и до отставки ему оставалось всего ничего, меньше месяца. Когда-то давно, ещё в первую чеченскую, досталась
Сегодня ему принесли на подпись дело, которое по всем признакам следовало закрывать, поскольку ровно ничего интересного там не было, и быть не могло – умер от обычного инфаркта корректор иностранного отдела областной научной библиотеки Данила Ахимов. Ему было за шестьдесят, инфаркт этот был у него не первый, никаких сопутствующих печальному происшествию обстоятельств не было, токсикологическая экспертиза ничего не обнаружила: собственно, оставалось поставить подпись, дату, и отправлять дело в архив. Смущало одно маленькое обстоятельство – смерть случилась не на улице, не в помещении библиотеки, не дома в кругу семьи, а в салоне массажа, который находился неподалеку, и куда время от времени любила заглянуть местная публика. Но опять же, салон этот был самый обычный, с хорошей репутацией, а Марианна Меликова, стильная, ухоженная хозяйка салона, была хорошо знакома многим элитариям большого областного города. Именно она без промедления вызвала скорую помощь, когда почувствовала неладное – но скорая фатально опоздала, к сожалению.
В общем, обсуждать здесь было решительно нечего, мужчины умирают не только на войне, но и где угодно – и даже у себя дома их удаётся обнаружить только спустя долгие годы. Он помнил, как молодым оперативником вскрывал с понятыми квартиры, в которых лежали на кровати, или сидели за столом мумии, в которых почти невозможно было опознать людей за давностью лет. Но было что-то, что не давало покоя опытному следователю Ферапонтову, и он держал тоненькую серую папку в руке, словно взвешивая, не решаясь положить её на полку: будто пытаясь понять то, что не было понятно никому, кроме него. Как будто это его окликнули по имени, откуда-то издалека, где утренний туман стелется зыбкой белой пеленой вдоль тяжёлых откосов дальнего берега.
Январь, 2016г., Финляндия
Поезд из Хельсинки до Рованиеми вышел точно по расписанию, но почти сразу же остановился на Pasila, и стоял долго, невыносимо долго, почти сорок минут. Данила Ахимов глядел в заледеневшее окно на припорошенный снегом гранит высокого обрыва вдоль дороги, и поэтому не заметил, как рядом с ним устроилась эта женщина. Она что-то спросила, ему показалось, что по-фински, и он, занятый своими мыслями, ответил коротко, как обычно отвечал в таких случаях:
– Mina en puhu suomea.
– Svenska? Engelska? – cпросила женщина, чуть улыбаясь. Она была молода, не более тридцати пяти, светловолосая, крепкого сложения, обычной внешности. Наверное, при желании её можно было бы назвать красивой, но у Ахимова были свои каноны красоты.
– Engelska, – привычно ответил Данила.
Женщина пересела на скамью напротив него, вглядываясь в него, и, похоже настраиваясь на длинный разговор.
– You’re Russian? – спросила она всё с той же мягкой мимолётной улыбкой.
– Yes, I'm, from Siberia, – сказал Ахимов, и тоже попытался улыбнуться.
Поезд тронулся, наконец, и, быстро разгоняясь, мягко постукивая на стыках, начал своё движение на заметённый снегом финский Север, где в окнах ещё мерцали отсветы огней рождественских ёлок. Встреча с адвокатом в Хельсинки оказалась очень тяжелой для Ахимова, и адвокат, маленькая суховатая женщина, прямо сказала ему, что решение по второй апелляции, скорее всего, тоже будет отрицательным. Что ждать его долго, и что даже в случае положительного решения это будет означать только пересмотр дела, не более того. И не очевидно, что пересмотр будет в его пользу. В любом случае, депортация может произойти сразу после отрицательного решения Верховного суда в Хельсинки, в любой день, и неизвестно, будет ли куда ему возвращаться. В общем, всё было плохо, и даже ещё хуже – и он совершенно не понимал, что ему делать в этой ситуации.
Он посмотрел на скандинавскую женщину, и она улыбнулась ему открыто и приветливо. За окном поезда мелькали снег, сугробы, какие-то дома, ели, а потом пошёл сплошной лес, слева и справа. Совсем как в Сибири, – подумал он отрешённо. Он понимал, что возвращаться ему нельзя – поскольку штатные тролли из местной жёлтой газетенки вывалили на него тонну помоев сразу после отъезда в эмиграцию. И что нет у него никаких шансов отмыться до конца дней своих, никаких шансов найти работу, если он вдруг решит вернуться, поджав хвост. И просто никаких шансов даже на самую обычную жизнь скромного пенсионера.
– I guess, it’s very cold in Siberia, – сказала женщина.
– Yes, sometimes we have got fifty degrees minus in the winter, – сказал Ахимов.
Они постепенно разговорились. Женщина жила в городишке неподалеку от Пиетарсаари, куда он направлялся. «Вот и решение, – с горечью усмехнулся про себя Данила. – Всего лишь сойти на одну остановку раньше.
Будь он моложе…
Будь он моложе, можно было бы, не задумываясь, сойти с поезда на станции Vaasa, а там на паром до Готланда. Там друзья, там он мог бы жить сколь угодно долго без документов. По крайней мере, можно было бы перекантоваться до весны. А весной, с приходом тепла, можно было бы уехать во Францию, в Париж – там христианские миссии, с голоду не пропадёшь. А ночевал бы под мостом, как и все нормальные люди.
Но ему давно за шестьдесят, и безвозвратно ушло то время, когда он мог знакомиться с молодыми женщинами, и спать под мостом. Поэтому пусть всё идёт, как идёт, жизнь всё равно выведет туда, куда предназначено судьбой. Татьяна звонила перед самым Новым годом, сказала, что болеет… бог с ней. Не вспоминала тридцать лет, могла бы не вспоминать и дальше.
Он добрался до своей станции к четырём часам утра, маршрутки ещё не ходили, а транспортная служба иммиграционного бюро бодро послала его нафиг. Типа, доберёшься сам, ничего с тобой не случится.
Февраль, 1972г., армейские будни
В тот день наладчики ушли рано, и они остались на АСУ зенитно-ракетной бригады втроем – он, дежурный смены, сержант Данила Ахимов, механик дизель-электростанции, деревенщина Стёпа Ковалёв, и молоденький востроглазый парнишка, связист ефрейтор Колмогоров. Это была их ночная смена, объект только вводился в эксплуатацию, и задач особых у них не было – просто присматривать за стоявшими в ряд огромными, тёмно-зелёными, мрачными кабинами управления АСУ. Чтобы чего не загорелось вдруг, да чтобы посторонние не шастали. Но так случилось, что это был его, Данилы, день рождения, и по этому случаю он заглянул в гарнизонный магазинчик, и купил на вечер бутылку вина, и что-то поесть.