Коллекционер стеклянных глаз

Хиггинс Фиона Э.

«Ну, что было, то прошло», — подумал он с облегчением, подбирая остатки соуса с тарелки куском хлеба. Его взгляд упал на рисунок в раскрытой газете. Да, на рисунке он изображен очень даже неплохо, и леди Мандибл тоже.

Боврик до сих пор не мог поверить в то, как ловко у него все получилось. Он размещался в самой высокой и просторной башне Визипиттс-холла, убранной с пышностью и блеском, — точно так, как он сделал бы это сам.

Роскошь обстановки, казалось, обогащала даже воздух в помещении. Он сидел на большой кровати, вплотную примыкавшей к изогнутой стене, под натянутым на четырех столбиках бархатным пологом с золотым шитьем, который ниспадал на пол мягкими складками и заканчивался бахромой. Его окружали пышные оранжевые подушки, а спиной Боврик опирался на тянувшийся вдоль всей

кровати меховой валик с кисточками. Шторы из алого бархата с золотой бахромой были снабжены толстыми золотыми шнурами, скрученными наподобие корабельных канатов. Паркетный пол — там, где он был открыт взору, — после многочасового натирания сверкал почти как зеркало, но большая его часть была покрыта медвежьими шкурами с мягкой шерстью. Порой Боврик кидался на эту меховую подстилку и катался по ней в самозабвенном восторге. Или садился в мягкое кресло, завернувшись в меховую накидку из якостара, и терся о нее лицом.

Разумеется, все это он проделывал, предварительно заперев двери.

В результате успеха с шантажом и последующей метаморфозы жизнь его изменилась к лучшему так круто, что он не уставал поздравлять себя с этой удачей. Его план был прост: под личиной экзотического иностранца (северяне Урбс-Умиды обожали все экзотическое) втереться в общество городских богачей и зажить привольной жизнью, о какой он давно мечтал. Он был уверен, что найдет способ пополнить карман, избавив окружающих от лишних ценностей — как мелких, так и покрупнее, — а Бэдлсмайр и Ливланд всегда помогут ему сбыть их благодаря своим связям в «Ловком пальчике». Возможно, удастся уговорить какую-нибудь пожилую и богатую даму вписать его в свое завещание, а то и жениться на ней ради этого…

И только подумать, как ему повезло с самого начала! Его новый гардероб, таинственный акцент и бездонная пропасть обаяния, не говоря уже о приумножающейся коллекции искусственных глаз, открыли ему двери во все дома Северной стороны, где его принимали с распростертыми объятиями. Ведь здесь, как хорошо знал и Гектор, о людях судили по внешности. Особенно увлекались Бовриком дамы, наперебой приглашая его в лучшие гостиные города. Он вносил в них свое неповторимое очарование, а уносил с собой какой-нибудь непременный сувенир — кольцо, безделушку, столовый нож, вилку или ложку, — что-нибудь небольшое, чего не сразу хватятся. Если бы кому-нибудь вздумалось в этот момент потрясти его, он, наверное, зазвенел бы, как рождественский колокольчик.

Но только встреча с леди Мандибл оказалась судьбоносной и направила его жизнь по новому, еще более выгодному пути.

Леди Лисандру Мандибл хорошо знали в Урбс-Умиде. Ее состояние, которое вполне справедливо оценивали как весьма значительное, было нажито невероятно быстро благодаря цепочке последовательных браков с богатыми мужчинами, намного превосходившими ее по возрасту. Она появилась в Урбс-Умиде в тот момент, когда старый лорд Мандибл, хорошо сознававший все недостатки своего сына, подыскивал жену для него, дабы род Мандибл не угас. Лисандра устраивала обоих Мандиблов как нельзя лучше, точно так же как и они ее, и вскоре состоялась свадьба. Гулливер Трупин в это время все еще торговал средством для отращивания волос где-то в глубинке.

Барон Боврик де Ванделен был представлен леди Лисандре на ежегодном Летнем балу Северной стороны. Она много слышала об обаятельном и модном иностранце и рассудила, что было бы интересно и небесполезно привлечь его к подготовке своего Зимнего праздника. К тому же она прекрасно понимала, как крупно досадит всем светским дамам, если заполучит восхитительного барона в свое единоличное распоряжение. Боврик, в свою очередь и по своим собственным причинам, был в восторге от ее приглашения и, не теряя времени даром, переселился в Визипиттс-холл.

— Ах, — вздохнул Боврик, поглаживая хрустящую накрахмаленную льняную простыню. — Вот это жизнь!

Это была, без сомнения, самая приятная и самая прибыльная из всех его эскапад. Затраты, связанные с переселением в замок, он уже возместил благодаря разнообразным безделушкам Мандиблов, которые он конфисковал в свою пользу с такой легкостью и изяществом. Даже если он проживет в Визипиттс-холле только до праздника, и то его состояние заметно возрастет.

С

удовлетворенной улыбкой он взял прямоугольную резную шкатулку, стоящую рядом с кроватью, и открыл ее. Внутри шкатулка была выстлана бархатом и имела семь отделений: в четырех из них покоились искусственные глазные яблоки. Сидя бок о бок в своих гнездах, они смотрели строго в одном направлении. На первый взгляд, все они были одинаковы, изготовленные из белого стекла с желтоватым оттенком, с черным зрачком и бледно-голубой радужной оболочкой. Но при более внимательном осмотре можно было заметить, что в центре каждого зрачка помещен драгоценный камень, подмигивающий на свету, и что все камни разные: рубин, опал, жемчужина и изумруд, последнее приобретение.

— Еще три, — пробормотал он, захлопывая крышку шкатулки, — и будет по одному на каждый день недели.

Боврик глубоко вздохнул. Он с самого начала намеревался уехать, как только его коллекция будет полной, — он надеялся, что это произойдет еще до праздника, — даже если ему очень захочется остаться. Многолетний опыт жульничества приучил его не испытывать судьбу в одном месте слишком долго. Это было его правило, и он им гордился. Тем не менее при мысли об отъезде он состроил гримасу. Слишком уж досадно было покидать такую замечательную кормушку, и в последнее время он все чаще подумывал о том, не продлить ли, вопреки здравому смыслу, свое пребывание в замке. Леди Мандибл, натуре во многих отношениях родственной ему, судя по всему, нравилось его общество. Она одобряла его идеи относительно проведения праздника (именно ему пришло в голову устроить пир в духе Трималхиона), и благодаря кое-каким не вполне светским связям, приобретенным с годами, он мог помочь ей в осуществлении некоторых наиболее экстравагантных затей, касающихся убранства зала и развлечения гостей. Мальчиком-бабочковедом она тоже была вроде бы очень довольна. Тут Боврику крупно повезло. До встречи с этим Гектором он безрезультатно ломал голову над тем, где достать несколько сотен бабочек зимой.

«Ну ладно, найдем какой-нибудь выход», — убеждал он себя, задумчиво поглаживая меховую накидку. Казалось, мех воплощал все, чем он дорожил в жизни.

«И разве я не заслужил якостара? — подумал он не без горечи. — Вполне заслужил».

Боврик посмотрел из окна на поместье и на Лес древних дубов под холмом и опять вспомнил один из давних дней, когда он был еще молодым Джеромом Свинопасом, сыном Такера Свинопаса, бедняка из лесной глуши…

ГЛАВА 18

…и воспоминания

…В то осеннее утро юный Джером сидел у ручья и сторожил отцовских свиней (он всегда называл их «отцовскими», стремясь дистанцироваться от этого имущества), которые рылись в поисках желудей и поедали их. Как обычно, он пребывал в меланхолической задумчивости, сокрушаясь о своей нудной работе и жизни среди свиного навоза, и не сразу заметил, что у ручья он не один. Какой-то путник, длинноногий человек с вытянутой головой и высокими скулами, тихо подошел, пройдя вдоль ручья, и теперь стоял совсем рядом. Джером никак не отреагировал на его появление. Его не интересовали бродячие незнакомцы, тем более такие ободранные. Если бы у этого типа были деньги (а на них Джером обладал уникальным чутьем), тогда другое дело. Тогда он, конечно, представился бы человеку в надежде извлечь пользу из его кошелька. Знай Джером чуточку больше об этом путнике, его жизнь могла бы принять совсем иное направление, — но это так, между прочим.

В конце концов Джером решил все же разглядеть путника получше и обнаружил, что тот сам разглядывает его. Похоже, он путешествовал уже давно. При нем имелись заплечный мешок и палка, одежда была черной и простой. Коротко кивнув Джерому, он встал на колени у ручья и стал пить воду пригоршнями.

Джером относился к незнакомцам с подозрением. Как правило, от них были одни неприятности. Либо они просились на ночлег (чего жители лесных краев избегали, как чумы), либо оказывались шерифами, разыскивавшими преступников. Этот не был похож на шерифа. Он снял с плеч мешок и вытащил из него краюху хлеба, сыр и бутылку пива.