Коллективное сознательное
Шрифт:
— Нет, я хотел бы, чтобы самолет был настоящий, с бензиновым движком.
Вероника засмеялась.
— А ты раньше занимался авиамоделизмом? — с сомнением спросила она.
— Нет, а что?
— Никогда моделист не скажет «бензиновый движок». Движки на моделях или калильные, или компрессорные. Вот из этого и надо выбирать…
— А ты откуда знаешь?
— А я в детстве сильно этим увлекалась. Только не такими, современными радиомоделями, а гоночными.
— А… — Вадим просто оторопел. — А какой мне движок тогда покупать?
— Покажи, что у тебя в коробке. Просто коробку покажи. — Девушка протянула руку к покупке Малахова. — Ясно… Ну, тут у тебя вообще выбора нет. Это не моделизм, это игрушки для богатых.
— Я не пойму, чем тебе не нравится эта модель?
— Это игрушка. Не модель. Модель строится из тонкой модельной фанеры, бальзы, крылья или лавсаном или японкой покрываются. А это… Вот ты купил за большие деньги набор, потом за еще большие купишь мотор, потом тяговые машинки, потом радиоуправление. Сборка вообще плевая — все защелкивается на своих штатных местах. И летать эта штука будет, как утюг на веревочке. А вот когда самолет, сделанный своими руками от и до…
Глаза у Вероники загорелись, словно она рассказывала о некоем таинстве, в которое была посвящена только она одна.
— Ну… мне-то выбирать не приходится. Я буду делать с сыном эту модель, — с сожалением ответил Малахов.
— Слушай, Вадим, а может… Хотя нет, — махнула рукой Вероника.
— Что?
— Я бы могла свои старые чертежи тебе отдать и… Ну, в общем, ладно, ты неправильно поймешь. Я тоже хочу строить настоящую модель. Ту самую, из детства. Ты, ну, только не думай, что это что-то другое.
— Вероника, извини, это совсем не то, что ты думаешь. Просто… Ну, — Вадим не мог, может быть, впервые за всю жизнь сформулировать то, что он хотел сказать. — Я устал от того, что близкие мне люди… страдают.
— Но с чего ты взял, что ты мне близок? Что мы близки? И если я хочу с твоим сыном строить модель, то это вправду совсем другое.
— Не спрашивай. Есть вещи… Ладно, а как твои чертежи можно получить?
— Да проще простого. Я могу тебе через сеть кинуть. Сегодня же приду домой и сразу кину.
— Я сейчас тебе адрес… — Малахов стал рыться в поисках клочка бумаги, на котором он смог бы написать свой электронный адрес.
— Не смеши. — Вероника сделала движение рукой, словно ловила что-то из эфира. — Я — и не знаю твоих адресов? Только мы опять возле моего дома.
Вадим осмотрелся и понял, что они опять прошли мимо перехода.
— Ладно, иди домой и шли все по модели. А то мы так будем до завтра ходить туда-сюда. — Малахов сказал это, но голос предательски дрогнул.
— Нет, я теперь прослежу, чтобы ты перешел дорогу, когда надо. Я же должна тебе рассказать, там одними чертежами не обойдешься, нужно знать порядок сборки.
Они опять, в который раз, двинулись по направлению к переходу.
— Там нужно строго соблюдать последовательность. Надо начать с того, чтобы нарезать нервюры из тонкой трехслойки. Ну, это фанера такая. Лучше всего сделай сыну какой-нибудь короткий нож. Скальпель, например. Только ручку замотай чем-нибудь, а то от мозолей жизни не будет. А когда нервюры нарежет, надо…
— А может, я тебе просто дам скайп сына, и ты его будешь консультировать? — прервал Веронику Малахов.
— Ну, тоже можно, а вот потом… — Вероника настолько увлеклась воспоминаниями о том, как она сама делала авиамодель, что казалось, она превратилась в маленькую девочку.
— Извини, вот переход. — Вадим пересилил себя и остановился на светофоре. — Я должен идти.
— Да, конечно, извини, я столько болтала. — Девушка покраснела, это было заметно и в тусклом дневном свете осенней Москвы.
— Мы будем друзьями, да? — Вадим произнес избитую фразу и сразу пожалел об этом.
— Я думаю, что обычно женщина при таких словах должна зарыдать, но… да, будем. Будем друзьями. Человек человеку друг, товарищ, брат, сестра и волк. Ненужное зачеркнуть, — со смехом ответила Вероника. — И еще, не бойся за меня. Пока.
Вероника резко повернулась и зашагала по направлению к своему дому.
— Папа пришел! — заорал Андрей, когда услышал сигнал домофона.
Малахов специально никогда не брал ключей у матери и всегда звонил, когда приходил к ней. Он был уверен, что человек должен хранить ключи только от своего дома.
— Ну, наконец. — Низкий, грудной голос матери был насквозь пронизан иронией. — Я уже думала, что ты никогда не решишься перейти улицу.
— Я… это сотрудница, мы случайно встретились, — смутился Вадим. — И нехорошо подглядывать.
— Я не подглядывала. Но когда по пустынной осенней улице туда-сюда ходит парочка с покупками, сразу мысли появляются. — Мать сказала это, не глядя на сына, но явно с нескрываемым интересом.
— Ой, она кофе так и не купила, — вдруг вспомнил Малахов. — Нет, это просто сотрудница.
— Я что, спорю, тебе лучше знать, что и где покупают твои сотрудницы. Которые просто сотрудницы, — ответила мать. — Иди руки мыть, обедать пора.
— Какой обед утром? — удивился Малахов.
— Ты два часа по улице шатался. В то время как Андрюша тут сидел и гадал, что же ты ему купил, завтрак давно кончился. — Мать, как всегда, была иронична и непоколебима.
После обеда Вадим уединился вместе с сыном в бывшей своей комнате. Там они торжественно открыли коробку и стали изучать содержимое. Малахов углубился в инструкцию, слушая между тем, что говорит Андрюшка. В школе все нормально, ребята нормальные, только программа немножко другая, но бабушка помогает.
— Не деретесь? Я имею в виду — ты в школе как с пацанами?
— Ну, вначале как всегда. А потом… Ну, в общем, я и не дрался особо, но потом он упал, и у него пена пошла.
— Кто, куда? — Вадим оторвался от инструкции. — Ты о чем?