Коллонтай. Валькирия и блудница революции

Соколов Борис Вадимович

Это Ваше желание поставить меня в известность о таких тайниках Вашей жизни, которых не знает почти никто, растрогало меня до глубины души, едва не до слез. Я нахожу, что Вы поступили очень честно, дорогая Александра Михайловна. Когда Вы заметили, что я жадно, как подсолнечник к солнцу, тянусь к Вам, вы правильно поняли, что здесь с Вашей стороны требуется абсолютная откровенность, полная ясность всего существующего.

<…> Вы инстинктивно почуяли, что я начинаю увлекаться Вами. И в самом деле, я сам заметил, как в моей груди стало копошиться нечто более жгучее, чем простое товарищеское чувство. Вы маните, влечете меня к себе с такой же неотвратимой силой, как магнит притягивает железные опилки. К ужасу своему, я стал замечать, что

во мне пробуждается самая настоящая, самая доподлинная любовь. Не проходило буквально ни одного часа, чтобы мои помыслы не возвращались к Вам. Я ложился спать и засыпал с Вашим именем на устах; когда я просыпался, то прежде всего вспоминал именно Вас. <…> Когда на днях я ночевал у мамы, то, по ее словам, я и во сне бредил Вами и <…> громко шептал: "Александра Михайловна! В какое отделение ушла Александра Михайловна?" <…>

Я боготворю Вас <…>. Но <…> раз Вы и Дыбенко любите друг друга, то я, как третий, как лишний и ненужный, должен уйти. <…> В отношении к такому товарищу, каким для меня был и остается Павел Дыбенко, соперничество, борьба из-за женщины, является низким, неблагородным <…>".

А ведь Раскольников был младше Дыбенко на три года и, следовательно, моложе предмета своей любви на целых двадцать лет. Но, получив отказ, бравый мичман смирился с неудачей и более Александры Михайловны не домогался и к Дыбенко ее не ревновал, до поры до времени удовлетворившись Ларисой Рейснер.

Коллонтай дали трехкомнатную квартиру на Серпуховской улице, 13 — одну из многих, стоявших пустой после бегства прежних хозяев. Они поселились втроем, вместе с Мишей и Зоей. Здесь Александру навещал Дыбенко, но не слишком часто, поскольку у обоих дел было невпроворот.

25 ноября 1917 года Сталин, как нарком национальностей, и Коллонтай, как признанный специалист по Финляндии, побывали на съезде социал-демократов Финляндии. Они друг другу понравились, что сыграло немалую роль в дальнейшей судьбе Коллонтай. Сталин призвал финских коллег к решительным действиям во благо мировой революции: "В атмосфере войны и разрухи, в атмосфере разгорающегося революционного движения на Западе и нарастающих побед рабочей революции в России может удержаться и победить только одна власть, власть социалистическая. В такой атмосфере пригодна только одна тактика, тактика Дантона: смелость, смелость и еще раз смелость! И если вам понадобится наша помощь, мы дадим ее вам, братски протягивая вам руку. В этом вы можете быть уверены!!"

6 декабря 1917 года сейм провозгласил независимость Финляндии. 31 декабря ее признала Советская Россия. Но Ленин рассчитывал, что очень скоро в Финляндии победят сторонники большевиков при поддержке остававшихся там русских войск. К концу января финские красногвардейцы заняли Хельсинки и южные провинции страны, тогда как правительство Пера Эвина Свинхувуда удержало за собой северные и центральные провинции.

29 января 1918 года Совет уполномоченных сообщил в Петроград: "Буржуазное правительство свергнуто революционным движением рабочего класса".

Между тем 3 января 1918 года Коллонтай обратилась в правительство: "Народный комиссариат государственного призрения, сильно нуждаясь в подходящих помещениях как для престарелых, так равно и для прочих призреваемых, находит необходимым реквизицию Александро-Невской лавры: как помещений, так инвентаря и капиталов". На следующий день это предложение было одобрено.

Ф.Ф. Раскольников

Наркомату госпризрения потребовалось найти помещение для Дома инвалидов войны. 13–21 января 1918 года Коллонтай, недолго думая, с помощью отряда матросов предприняла попытку реквизировать Александре-Невскую лавру в Петрограде, что спровоцировало массовое сопротивление

верующих. Ее встретил колокольный звон, созвавший сотни прихожан, попытавшихся отстоять Лавру. По набату собралась толпа верующих, и реквизицию лавры пришлось отложить. После неудачного захвата лавры в Петрограде состоялся большой крестный ход. Реквизицию лавры пришлось отложить. Наркомату государственного призрения поручили объяснить населению, что Александре- Невская лавра передается Союзу увечных воинов. Убийство протоиерея Петра Скипетрова и другие насилия, совершенные красногвардейцами, стали непосредственной причиной издания патриархом Тихоном 19 января "Воззвания", анафематствовавшего "безумцев". 22 января работавший тогда в Москве Священный собор Православной Российской Церкви одобрил патриаршее воззвание. А в Пскове за эту акцию Александра Михайловна была предана местной анафеме (проклятию). Впрочем, убежденную атеистку Коллонтай это нисколько не взволновало.

Большевики были напуганы массовым протестом верующих. Вопрос о необходимости законодательного урегулирования церковно-государственных отношений стал первоочередным. Александра Коллонтай вспоминала, как Ленин, ругая ее за самоуправство, приговаривал, что пора принимать закон об отделении церкви от государства. Ленинский декрет об отделении церкви от государства был опубликован 21 января (3 февраля) 1918 года и назывался довольно либерально: "Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах".

Реакция на декрет была острой и бурной, тем более что наступление на церковь велось на фоне продолжавшего работать Поместного собора. Одни справедливо увидели в нем юридическое обоснование гонений на церковь, которая лишалась права юридического лица. Другие наивно надеялись, что принятие закона, пусть и несовершенного, позволит вести цивилизованную полемику с большевиками, не понимая, что последние никакой полемики вести не собирались. Наконец, многие представители либеральной части религиозной общины радовались самому факту отделения церкви от государства, полагая, что она получит возможности для свободного развития, а священники превратятся из чиновников в проповедников, что увеличит доверие народа к церкви.

В листовке, которая появилась на московских улицах вскоре после публикации декрета об отделении церкви от государства, говорилось:

"Народ русский!

Большевики проливают братскую кровь, отдают немцам русскую землю, разоряют города и деревни, уничтожают промышленность и торговлю; разогнали Учредительное собрание, уничтожили суд.

Но всего этого им мало. В октябре и ноябре они разрушили святыни Кремля, а теперь окончательно решили разрушить в России церковь.

Воздайте кесарево — кесарю, а Божье — Богу; сказал Спаситель. А большевики отобрали себе все кесарево и отбирают все Божье. Они решили отобрать церкви, церковное имущество, даже священные предметы.

По их новому декрету церкви не принадлежат более ни крест, ни чаша со Святыми Дарами, ни иконы, ни мощи Святых угодников. Все это принадлежит комиссарам-большевикам, которые сами никакой религии не исповедуют, никаких таинств не признают.

Кесарево — кесарю, поэтому большевистский комиссар г-жа Коллонтай может сколько ей угодно венчаться без церкви, гражданским браком, с матросами, но Божье — Богу, и потому г-жа Коллонтай не имеет никакого права чинить надругательства и захватывать Александро-Невскую лавру, как она это сделала.

Кесарево — кесарю, поэтому Ленин-Ульянов и Троцкий-Бронштейн, возомнив себя кесарями, могут грабить банки, но Божье — Богу, и поэтому они не смеют грабить твоей святыни, русский народ! Не смеют превращать храм в места митингов и кинематографов, не смеют запрещать тебе учить детей в школах Закону Божию. Не Ленину и не Троцкому-Бронштейну хозяйничать в алтаре храма.

Поруганы церкви. Реквизирована лавра. Убит протоиерей. Совершались обыски у самого патриарха, и верующие люди уже просили его назначить себе преемника на случай возможной мученической кончины своей.