Коло Жизни. Бесперечь. Том второй
Шрифт:
Впрочем, Есислава также не стала целовать Стыня в уста, лишь коснулась губами его груди, сокрытой под серебристой материей рубахи. После перенесенного юнице нужно было время… время, чтобы вернуться в прежнее состояние, состояние близкое человеческому, а не божественному.
– А где Перший? – вопросила Еси, ощущая особую потребность в том, чтобы видеть именно этого Бога, столь родственного Крушецу.
– Давеча от тебя ушел, – спешно произнес Стынь и погладил ее по вьющимся, распущенным волосам, оные кажется стали много длиньше, чем были до посещения Родителя. – Но коли ты хочешь, я его позову. Отец велел, ежели тебе понадобится тотчас его призвать.
– Нет… не надо, – ответила Есинька и миг помедлив, вздела голову вверх, всматриваясь в лицо возлюбленного. – Побуду с тобой, так как вельми за тобой наскучалась.
Юница нежданно резко подалась ввысь и приникла к жарко-трепетным губам Стыня насыщенным золотым сиянием. Людская чувственность в Есиньке поколь, как благо и для лучицы, оставалась сильней божественности. Стынь стремительно обхватил тело девушки, придерживая ладонью голову, и неторопко опустил ее на ложе, нежно проводя левой рукой зараз по груди и животу. И тем самым движением наполняя плоть трепетанием и присущим только людям любовным желанием, таким уникальным единожды близким к животному потребству и все же приобретающего в слиянии тел неотъемлемую только человеку красоту.
Глава двадцатая
На спутнике четвертой планеты приближенной по форме к эллипсоиду, где поверхность состояла из обломков изверженных пород, минералов, стекла, метеоритов и вовсе как-то нелепо поместился огромный каменистый утес с весьма развороченной, словно грубо выколотой вершиной. Казалось, скала гнула куда-то влево весь спутник, тем самым замедляя его вращение округ четвертой планеты. Космическое судно Атефов батура, маскирующаяся под данный утес, ноне зримо мерцала своей каменной поверхностью, точно в ней переливались движущиеся околот планеты, астероиды, кометы, болиды, и иные мелкие небесные тела. Мельчайшие бусенцы света выскакивая на сие покрытие, похоже, пробивали и плотный слой реголита, покрывающего как батуру, так и сам спутник.
Внутри космического судна ноне было вельми шумно. Неможно сказать, что существа, населяющие ее гамили, понеже это вряд ли позволил почасту пускающий гнев Бог Асил. Просто каждое создание, исполняя положенное ему, переговаривалось и тем самым наполняло многочисленные галереи, расписанные листами, плодами, увитые ветвями аль изогнутыми корневищами, комнатки, горницы, светелки тем работным бытием.
В центральном зале одного из мощных помещений батуры, по форме схожим с овалом, и пол, и потолок были ровными и гладкими, а в стенах перемещалось сразу два сияния бурый и густо-зеленый, порой и вовсе приобретающий почти темно-коричневый цвет. Сияния не просто полыхали, они точно кружили по стенам, инолды степенно спускаясь от свода к полу. Потолок же вспять казался недвижимым и, ноне, явственно потемнев, таил в себе синюю марность неба, утопив в той мрачности и серые паутинчатые волоконца, повторяющие форму шестиконечной звезды, и крупные шары перемещающие радужность света, допрежь того пристроенные на их кончиках. На могутном пне, заменяющем трон, поместившимся посередь залы с высокой и широкой щепой торчащей с одного его бока, заменяющей как таковой ослон, восседал Асил. Дотоль отходящие от пня корни остались лишь околот него, опоясав по коло, и малость приподняв над общим уровнем мраморного пола, хотя и тут они не расползались по всей поверхности, тем самым высвободив в помещение большую часть пространства.
Асил опираясь на ослон пня, в серебряном долгополом сакхи, казался явно чем-то огорченным. Впрочем, если говорить точней, он был опечален лишь одним, болезнью Крушеца, которая случилась по вине Круча и недогляду его, как старшего Бога. Без венца, однако, при своем высоком росте Зиждитель должен был бы смотреться могутным, хотя с находящимся в зале существом зрелся так себе… середничком.
Прямо пред Богом, на освобожденном от корней полу, стояло огромное, в высоту превышающее метра три-четыре, создание, величаемое троллем. Плотное его тело, с зеленой кожей, лоснящейся от влажности, точно он токма вылез из воды, свидетельствовало о силе того существа. Широкими, накаченными были руки, ноги и само туловище тролля, оголенное без признаков пола, волос оно вроде кроилось только для демонстрации мощи. Потому на нем просматривалась массивными взгорьями мышечная масса в конечностях, а овально-сплюснутая голова, растянутая в стороны двумя огромными треугольными ушами, соприкасающимися со всей поверхностью щек, сидела прямо на туловище, отчего плечи входили в подбородочную область. Голова также не имела волос и сверху казалась гладко-лоснящейся, на лице отсутствовало как таковой лоб, скулы и само оно было достаточно плоским. Одначе, со всем тем крупные очи круглой формы тролля, где оранжевый зрачок пульсирующе поместился в черной склере, придавали лицу довольно-таки злобное выражение. Похожий на загнутый клюв птицы нос не имел основания и осуществлял дыхание чрез одну, широкую ноздрю, потому создание дышало тягостно и шумно. Мясистыми и боляхными, буро-серыми были губы существа, и слегка отвислыми, будто у старца щеки. Обряженный всего-навсе в набедренную повязку, что широкой полосой обматывала бедра и крепилась на талии платиновой пряжкой, тролль более ничем себя не прикрывал, а ноги его заканчивались круглыми стопами с маханькими черными наростами по краю, похожими на ногти.
В правой вытянутой руке создание держало, словно куклу, шаманку Уокэнду ухватив ее за вздетые вверх раскосмаченные долгие черные волосы. Уокэнда ноне, кажется, растеряла смуглость собственной кожи, некогда оттененную сиянием краски. Под ее открытыми и испуганно уставившимися на сидящего Бога черными глазами пролегли синие круги, обострился орлиный профиль, и зримо впали щеки, будто шаманку дотоль долго били. Да и вся Уокэнда, обряженная в рванную бурую тунику, где толком и не имелось рукавов, выглядела измученной и истощенной. Не было в мочках ее ушей сережек, а руки, досель расписанные от запястьев до локтей, синими символами и вовсе безжизненно посинели. Шаманка висела на собственных волосах, молча, лишь подняв вверх правую руку и ухватившись перстами чуть пониже трехпалой лапищи существа.
– Что? – нескрываемо недовольно молвил Асил, зыркая сначала на шаманку, потом на тролля. – Чего принес сюда эту дрань, Амате?
– А, чего с ней делать Бог Асил, – прорычал, едва шевеля своими мясистыми губами, тролль. – Вы ж ничего не велели.
– Не велел, – голос старшего Атефа и вовсе болезненно затрепыхавшись, тотчас погас.
– Надобно ее уничтожить Бог Асил, – нежно проворковала Отеть, поместившаяся на чуть вздыбленном корне слева от трона Зиждителя.
Нынче обряженная в бурый сарафан с широкими лямками, края которых были украшены крупной коричневой яшмой и желтую рубаху, без ворота, да в тон одеянию обутая в калишки, Отеть беспокойно оглядывала Бога, сопереживая его огорчению.
– Уничтожить, – вяло протянул Атеф и усмехнулся, слегка изогнув узкие губы. – А какой теперь смысл Отеть? Какой?.. Бедный малецык столько пережил боли, Отец Перший столько выслушал назидательного от Родителя… а я… Я весь измаялся за эти дни. И пусть бы Родитель все свое недовольство выплеснул на меня, ибо я того заслужил, так нет! – Голос старшего Атефа резко набрав мощь дрогнул, а вместе с ним качнулась рука тролля, и, открыв рот бесшумно застонала удерживаемая в ней шаманка. – Нет, Отец… Перший он не позволил тому недовольству Родителя излиться на меня. Он выслушал все сам, а после мне сказал, что нужно быть внимательней… Понимаешь Отеть, внимательней.
Асил разком повернул голову в сторону сидящего рядышком создания старшего Димурга, каковой относили к нечисти, не столько люди, сколько сами Зиждители, и гулко вздохнув всей плотью так, что затрепетала материя сакхи, уставился на нее.
– Понимаю, Бог Асил, – не менее скоро затараторила Отеть и днесь в голосе ее послышались едва заметные нотки бас-баритона. – Понимаю… Вам и впрямь, прав Господь Перший, надобно быть внимательней, но и всего лишь. Вас никто ни в чем не упрекает, так как сие была случайность. Если бы не эта склизкая тварь, с госпожой и лучицей ничего б не произошло… Во всем виноват ее извращенный, завистливый мозг, оный надобно уничтожить так, абы более того, что давало ему ход не появлялось на Земле.
– Так чего уничтожить, али как? – наново отозвался рыком тролль, и шумно вздохнул.
– Али помолчать Амате, – произнесла вельми повелительно Отеть, точно правящая не только в этой зале, но и вообще в батуре. – Сколько раз тебе говорено, коль я толкую с Богом Асилом, ты узколобый тяжкодум, стоишь и молчишь.
Тролль взволнованно перевел взор с лица Бога на нечисть, и, приоткрыв рот, вывалил оттуда болотного цвета мясистый язык, сверху покрытый крупными бурыми бородавками.
– И рот свой сомкни Амате. Сколько раз тебе говорено, абы ты рот держал закрытым, и сим нелицеприятием не пугал Бога Асила и Бога Круча, – немедля отозвалась Отеть и резко передернула плечами.