Коло Жизни. Бесперечь. Том второй

Асеева Елена Александровна

– Как она? – послышался беспокойный голос Асила, и он торопко шагнул к старшему брату.

– Очень слаба, ей надо поспать, – тотчас пояснил Перший, и, не останавливая поступи, направился к ложу девушки. – Ночница-эка, – добавил он к стоящей подле столика нежити, – быстро зелье.

Зиждитель бережно уложил юницу на ложе на спину, поправил под ее головой подушку, прикрыл тело покрывалом. И когда нежить подала ему вытяжки в кубке с долгим носиком, сам напоил Есиславу. Аккуратно придерживая голову и давая возможность девушке справиться с глотанием, что в первый момент ей далось очень сложно.

– Что сказал Родитель? – вопросил стоящий подле Асил неотрывно наблюдающий за тягостно смыкающимися очами Еси и ее прерывчатым дыханием.

– Велел наблюдать за девочкой и Крушецем неотступно, –

произнес присевший на ложе старший Димург и нежно утер губы юницы ручником, помогая ей их сомкнуть. – И поколь девочка должна все время спать. Крушец очень тяжело воспринял перекодировку так, что Родителю несколько раз во время курации приходилось прерываться, чтобы дать малецыку набраться сил. – Перший провел указательным перстом по лбу девушки, где на поверхности кожи явственно проступала темно-коричневая, тонкая полоса. – Родителю придется еще раз проверить состояние малецыка, чуть позже, когда плоть будет готова, потому теперь спать. В следующий раз вмешательство будет проводиться в плоть, только когда она будет в бесчувственном состоянии, ибо в бодрствующую опасно. Он хочет потолковать с Крушецом и велел мне присутствовать при том разговоре. Сказал, Крушец очень плотно связан с девочкой, и сейчас ее потеря для него будет не переносима… Потому надобно сделать все, чтобы этого не произошло.

Глава девятнадцатая

Еси неспешно… совсем медленно приоткрыла веки. Они сызнова, как в тот раз после лечения Крушеца наполнились тяжестью, и в целом все тело туго болело. Вроде бы еще в прошлое свое пробуждение девушка ощущала бодрость и живость всей плоти, а сейчас наново почувствовала себя худо, точно подверглась избиению… Избиению от которого недужило не только все внутри, но и снаружи так, что боль отдавалась покалыванием по всей поверхности кожи и особо ныл… полыхая лоб. Дотоль Есинька не видела снов, лишь густое марево дыма, но в этот раз сызнова узрела лицо Родителя, по коло окруженное темно-синей, широкой полосой в каковой перемещались не только символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы, но также геометрические фигуры, образы людей, существ, зверей, птиц, рыб, растений, не только когда-то виденных, но и не наблюдаемых. Сами образы божественных созданий были разнообразны по цвету, форме и проступали столь четко, что зрелись трепещущие листы на деревьях, поводящие ушами звери и плавниками рыбы, шевелящие губами существа и люди. Высокий и широкий лоб Родителя был слегка вдавлен и по нему пролегали горизонтальны и вертикальные, глубокие морщины, такой же неровной, пепельно-синей, как теперь удалось разглядеть, казалась кожа и на выступающих скулах. Купно собранные густые пепельные брови ноне переплетались с прядью развевающихся волос, прикрывали глубокие сине-марные очи.

Лежащая на левом боку девушка, меж тем припомнив яркость сна, вгляделась в белые полутона комнаты, также приглушенного в свете, как и стены, и свод.

– Есинька, – мягко протянул, сидящий на стуле обок ложа Асил и ласково провел дланью по колыхающему колотьем лбу, и всей все еще безволосой голове.

– Больно, – едва слышно дыхнула Есислава и Бог тотчас отдернул руку от ее головы. – Где мы? – погодя вопросила она, чувствуя, как болезненно онемела спина, и, не имея сил сменить положение тела.

– Мы в векошке… поколь подле Родителя, – торопливо пояснил Асил, и, почувствовав желание юницы, бережно перевернув ее, уложил на спину, поправляя под головой подушку. – Пить хочешь, – это уже и не было вопросом, а проплыло утверждение, понеже теперь после лечения Атеф, как старший Бог, мог безболезненно ее прощупывать.

Есиньке не пришлось отвечать, и Асил взяв со столика кубок с долгим носиком, медлительно стал поить ее почитай бурым на вид, мятно-терпким отваром.

– Мы тут будем еще долго? – поспрашала Еси, отрываясь от кубка и ощущая как значительно помягчели досель сухие губы.

– Столько сколько надо, – отметил Бог и настойчиво допоил юницу отваром. – Чтобы ты набралась сил и смогла перенести возвращение, так распорядился Родитель.

– Родитель.., – прошептал девушка, и болезненно дернулись ее губы. – Зачем состригли волосы, как же я теперь.

– Волосы отрастут, – нежность в голосе старшего

Атефа поглотила всякое огорчение. Он заботливо утер губы юницы ручником и по теплому ей просиял. – Отрастут вмале… Лишь мы вернемся на маковку в Млечный Путь. Бесицы-трясавицы ту неприятность быстро устранят, не думай поколь о том.

– Родитель, – сызнова переключаясь на волнительное, заплетающимся языком пролепетала Есислава и глаза ее тягостно дрогнув, сомкнулись. – Он похож на вас всех… На Першего, тебя, Небо и Дивного…

– Это мы на него похожи, ибо есть его суть, – долетели откуда-то издалека слова до девушки. И стало не понятным, сие молвил Асил… Перший или вдул ей в мозг сам Родитель.

Есислава обретала себя постепенно, и как ей казалось долго. Сначала она не могла даже повернуться на ложе и посему Перший и Асил постоянно ее прощупывающие делали это сами. Ночницы кормили девушку, мыли и переодевали, а, чтобы она не переживала по поводу волос, на голову ей поколь одевали повойник, схожий с детским чепчиком, убор у которого была полуовальная задняя часть и ободок, завязывавшийся под подбородком. Помаленьку в конечности вернулись силы, крепости обрела и сама плоть, настолько, что Еси стала подниматься с ложа и поддерживаемая кем из Богов прохаживаться по комнате векошки. Однако, даже и тогда, она большее время отдыхала, и если не спала, то толковала с Першим, который стал теперь предупредительно обманчив, считая, что итак слишком много поведал ей, потому почасту переводил разговоры на безопасные темы. Большей частью Бог выспрашивал юницу о ее мыслях, чем сказывал сам. Время как казалось Есиньке, остановилось теперь и в векошке, точно также как когда-то оно замерло в Березане, куда ей так жаждалось вновь попасть… попасть и обрести там состояние умиротворения.

Наконец, Родитель разрешил Богам отбывать из Отческих недр, сочтя состояние Еси достаточно окрепшим, ибо состояние Крушеца было исследовано многажды раньше и сочтено благостно оправившимся. В этот раз полет юнице показался более скорым, так как во-первых она могла подолгу спать, а во-вторых ее перестали мучить боль и тошнота. Вследствие этого векошка летела на самых высоких оборотах, снижая их лишь в тяжелых местах, как величал их Перший, рукавах.

Ноне девушка проснулась уже не в векошке, а в каком-то ином месте. Она сразу сие поняла, абы не только цвет комнаты, но и ее форма казалась другой. В этом помещение, стены, имеющие треугольную форму, сходились в одной вершине. Самих стен было пять, пятиугольным смотрелось и основание пола, потому помещение соответствовало образу пятиугольной пирамиды. Поверхность стен поражала своим серебристо-синим, неясно-тусклым цветом. Посередь комнаты, не дюже большой, стояло весьма широкое ложе, без спинки и ножек, и вовсе с исчерна-синего цвета поверхностью на оной были разбросаны ворохом множество подушек. Подле ложа располагалось мощное облачное кресло и часть кучных, клоков дымчатых испарений только не белого, а прозрачно-голубого цвета цепляясь за стены комнаты, тревожно вздрагивали, словно были чем напуганы.

Хотя и само кресло, прозрачно-голубое, ну, может с более значимой насыщенностью синего цвета, поражало на взгляд своим высоким ослоном и мощными облокотницами. Оно поместилось в комнате таким образом, чтобы сидящий мог все время смотреть на лежащую на ложе девушку. Потому, когда Есислава открыла глаза, первого кого она увидела, это Стыня, вонзившего в облокотницу кресла локоть и подперев перстами и дланью подбородок. Младший Димург явно смотрелся чем-то озадаченный, и думал… думал о том, что было дюже для него неприятным, посему золотое сияние его кожи несколько притухло, и она казалась густо коричневой.

– Стынюшка, – чуть слышно дыхнула Еси и резко вскочив с ложа, дернула головой, а вместе с ней затрепыхались ее долгие, вьющиеся волосы. Легкой марной дымкой проплыло пред очами темень и девушка слегка качнулась туды… сюды.

– Тише, тише моя девочка, – торопливо откликнулся Стынь и торопко поднявшись с кресла качнулся своей божественной фигурой в сторону юницы, несомненно, опасаясь за ее состояние. – Не нужно так волноваться, моя Еси. – Бог принял в объятия девушку и прижал к своей объемной груди, нежно приложившись к ее макушке, не к устам, как было допрежь, а всего-навсе к макушке.